Не дурак, а?
Вот интересно: Берия (по сути, по фактическому положению дел — преемник Сталина) никогда не отличался скромностью, да и осторожностью; Сталин был очень осторожен, всегда и во всем, Берия — никогда.
Даже в 30-е, в перестройку, Берия не жил так скромно, как жил их учитель, и в своих привычках напоминал Геринга: вольно-веселая праздничная атмосфера — еда, питье, буйный разврат. И — пляшущая на этом празднике жизни смерть.
С годами Берия уже полностью распоясался, особенно в 52-м, когда Сталин стал совсем немощен. Путал день и ночь, никому не доверял, посылал экономку за лекарствами в городские аптеки, боялся яда.
И почти не покидал Ближнюю дачу.
Сталин не сумел даже собственных выдвиженцев защитить — Кузнецова, Пономаренко и Вознесенского. Тех, кого он видел — в будущем — на первых ролях. Вместо себя.
Пономаренко повезет, его не расстреляют, всего лишь задвинут. А если бы Сталин прожил еще хотя бы два-три месяца, Пономаренко уже официально стал бы вторым человеком в государстве.
Лизу Русакову, пухленькую пятнадцатилетнюю девочку, сотрудники НКВД доставили в особняк Лаврентия Павловича прямо со школьного двора. Как завороженная, стояла Лиза у портрета генералиссимуса в гостиной. «Чего уставилась? — спросил Берия.[13] — Сейчас я хозяин в стране!»
О встрече с Берией, об этой фразе Лиза Русакова донесла лично товарищу Сталину. Письмо дошло. Власик доложил. — И что? Вскоре исчезнет Власик, а не Берия.
Когда Иосиф Виссарионович умрет, Микоян, самый трусливый человек в Кремле, в клочья разорвет его портрет. Прямо на глазах охраны.
— Что вы делаете? — закричал Хрусталев.
— Усатого рву… — ухмыльнулся Микоян.
Через несколько дней Хрусталев тоже исчезнет. Все охранники дадут подписку никогда не рассказывать, как умирал на самом деле товарищ Сталин.[14]
Особняк Берии в Москве, дачи Маленкова или Хрущева, та же Пицунда, кстати, это уже иной стиль жизни; скорее уж Сталин был — в этом смысле — внесистемным человеком. Выбирая квартиру в Кремле, Троцкий, например, сразу потребовал выделить ему «собственную половину» Большого Кремлевского дворца: царские покои, нескончаемая анфилада комнат, одна за одной, одна за одной…
И просьба Троцкого, надо сказать, никого не удивила, даже Ленина.[15] Революция — это всегда потеря здравого смысла. Всегда! Да, обмануть Кремль, получив от «властей предержащих» все, что Кремль, «сука власть» могут дать («делиться надо!») человеку, но у Александра Исаевича неисправимо лагерный мозг! Досифей XX века. Встречаются на Руси такие люди: скорее погибнут, чем подвинутся. А Ростропович — наоборот, любит прихвастнуть, «уйти в винт», как он говорил, водился за ним такой вот веселый грех. Но историю, серьезно озадачившую Александра Исаевича, рассказал (в компании друзей) не Ростропович, нет, — рассказал его молодой товарищ, дирижер Павел Коган.