— Че встала? — заорал Егорка. — Загово-рил-лись! В уют шагай! Помрет же!..
В другой бы раз Катюха так бы рявкнула на Егорку, что у него б пуговицы поотлетали, но сейчас Катюха только прибавила шаг.
— А я, знача, буль-ен обожду… Можа и впрямь обломится…
Как же русские любят кого-то спасать! Там, где француз или англичанин брезгливо пройдет мимо, там русский человек, даже ребенок, готов на все!
Фроська не чувствовала боли, хотя кровь по-прежнему капала на снег. Сколько же у этой крысы крови, если она все еще капает?
Анечка быстро вернулась. В руках она держала бидон для молока.
— Мамка в магазине, а я всю кастрюльку вылила — вот! Она радостно протянула бидон.
— А ты, девка, наш человек, — похвалила ее Катюха. — Не запалят тебя?
Глазенки Анечки светились от счастья.
— Не-а. Скажу — съела, а остальное пролила. Я там на полу лужицу устроила. Чтоб поверили.
— Хитрючая… — похвалил Егорка.
— Так ее ж спасать надо… — развела руками Анечка.
— А ты, што-ль… добрая девочка?
— Добрая. Нереально добрая.
Егорке показалось, что Анечка сразу стала взрослее.
— А че ж ты давеча милицией тыкала? Рази-ш так можно с людями?
Анечка растерялась:
— Не знаю… Сама не пойму.
Кажется, она и в самом деле вдруг стала взрослее.
— Ух ты! — удивился Егорка. — Прям взрослая, правда! Давай бидонто! Дома, знача, злыдня, а как глубокое что, так человек?
— Ну…
— У нас в Сибири все такие, — похвалил ее Егорка.
— А кому, дяденька, у меня дома доброта-то нужна? Анечка вдруг посмотрела на Егорку так, будто он был ей родным человеком, может, самым родным на всей земле, но только после мамы, конечно…
Алешка не чувствовал наслаждения, тем более кайфа. Когда гаденыш сделал это в первый раз, причем грубо, безжалостно… просто всадил — с размаха — в его полудетские «пирожки» свой туповатый кинжал… Алешка закричал по-бабьи, но гаденыш ладонью заткнул ему рот, и Алешку никто не услышал…
Он мял щеку Алеши так, будто это не щека, а женская грудь; крики Алешки распаляли его, только прошла минута — другая, и Алешку уже не пугали и не мучили эта боль, эти глубокие властные проходы… вход-выход, вход-выход… вся эта потная суетня. Он вдруг поймал себя на мысли, что такой секс ему даже нравится, ибо где-то там, в каких-то его глубинах (он и не подозревал о существовании этих глубин), вдруг что-то проснулось и откликнулось. Ему больно? Больно, конечно. Но есть, оказывается, такая боль, которая очень даже приятна, — боль, не похожая на боль!..
Сама мысль, что он, Алексей Арзамасцев, рядовой работник прессслужбы Президента России, сейчас валяется под пледом с одним из высших руководителей государства, — эта мысль так нравилась Алешке, что сразу вызывала у него массу фантазий.