— Вы так говорите, словно мы здесь животные.
— Я бы не стал сравнивать здешний сброд с животными. Скорее здесь подошло бы определение — твари. — Михаил заметил, что Яну передернуло от отвращения, но продолжил. — Пойми, здесь все преступили закон не единожды. Это не осужденные первой ступени, где получил полгода за украденный пирожок или год за убийство во время самообороны. Это не вторая ступень, куда попадают после повторного преступления. Здесь или полные твари, или профессионалы. Люди, которые всю жизнь живут по другую сторону закона, и им эта жизнь нравится. Те, кто здесь находится, уже не исправятся.
— Вы так спокойно об этом говорите.
— Это факты. Ничего с этим не поделаешь. Обычно, прежде чем охранник заступает на должность, ему дают ознакомиться с делами заключенных его отряда. Тебе этого не дали сделать, потому что были уверены, что ты не задержишься здесь. Если бы не Альхор, то ты бы и часа не протянула. Но не будем об этом. Его решение и я ему не судья. — пробормотал Михаил. Видно, что он не одобрял действий Альхора. — Когда узнаешь, что один — людей по кусочкам резал, а другой детей насильничал, третий голубоглазых девок убивал — чувствуешь мерзость. Потому что эти люди не чувствуют своей вины. Отпусти их на волю, они продолжат заниматься своим любимым делом.
— А помнишь людоеда? — вспомнил Бык. И рассказал, уже Яне. — У нас в отряде мужик был. Он людей ел. За это его к нам и посадили. Ему мясо захотелось. Так он одного камнем по башке маханул и давай сырым есть. Утром нашли его сытым и довольным рядом с обгрызенным трупом.
— Гадость. — только и смогла сказать Яна, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.
— Многих в то утро рвало. И почти все отказались от еды. — добавил Бык.
— И что с ним стало? За воротами оставили?
— Он живучий был гад. Обмазывался секрецией тварей и они его за своего принимали. Он прятался в полях. Отлавливал людей и питался ими. К нам он и попал после этого. Лех лично просил Альхора его убрать, чтоб он у нас половину форта не сожрал. Пока у одного форта прятался, двадцать человек пожрал, не считая падали.
— Почему его охрана не убрала?
— Никто не хочет переходить ту грань, после которой возврата нет. Здесь хоть и боевые ирлиты, но они гражданские. Их учат от тварей отбиться, порядок поддержать, а не людей убивать. Ведь иначе они ничем не будут отличаться от убийцы. Другое дело военные. Но там ты понимаешь, что перед тобой враг. Например, те же самые кочевники. Если не отбить их нападение и не откинуть назад в пустошь, то они вырежут пограничную деревню. А у тебя там может жена, дети, родители. Или у того парня, с которым ты вместе в карауле стоишь. Ты защищаешь своих. Поэтому приходиться убивать. Но после боя ты понимаешь как это тяжело. От твоих рук погибает такой же парень, как и ты, со своей жизнью, своими мечтами. Ты осознаешь, что у него, как и у тебя есть родители, может своя семья. Но он погибает от твоей руки, из-за того, что так легла карта. Не под той звездой родился. В том бою ты выживаешь, но он нет. Потом сидишь и не знаешь радоваться или нет. В горячке боя ты не чувствуешь вину, а потом накрывает сильно. Поверь на слово, сознательно отнять жизнь у другого человека это сложно морально. Прошли те времена, когда люди легко развязывали войны.