Поначалу не происходило ничего, но вскоре стало заметно, что пациенту тяжело дышать.
— Все, — сообщил мне Антонов, — процесс вышел на самоподхват, код доступа ушел, теперь твоя очередь. Работай.
Ликвидировать последствия антоновского воздействия оказалось не просто, а очень просто. Даже учитывая, что Моршанцев теперь был для меня полноценным «десятым», все прошло чуть ли не мгновенно, не потребовав и двадцати секунд.
А дальше начался кошмар. Для меня, а не для пациента. Мне несколько раз хотелось все бросить и с криком «ну не могу я больше, понимаете, не могу!» сбежать отсюда как можно дальше, пока еще есть силы. Я, кажется, уже упоминал, что для успешного лечения нужно воспринимать болезнь пациента как свою. Так вот, ничего омерзительней, чем ощущение разрастающегося в мозгу агрессивного чужеродного образования, мне в обоих ипостасях испытать не доводилось.
Окружающее застилала какая-то мутная пелена, и сквозь нее я с трудом услышал «Витя, держись, совсем немного осталось!». Кажется, это был Антонов, но точно я не уверен.
Но кто бы это ни был, он оказался прав. Я почти одновременно почувствовал сразу две вещи. Первая — сил больше нет совсем, ну ни капельки. И вторая — первый этап прошел, организм пациента сам начал борьбу с опухолью. После чего я с облегчением отрубился.
Пришел в себя я от резкого запаха нашатыря. Оказалось, что мне даже удалось не свалиться со стула. Ну или Валерию удалось меня удержать — не знаю. Хорошо хоть он уже убрал из-под моего носа ватку.
Карасев стоял рядом.
— Вы говорили, что плохо может стать пациенту, — с еле заметной усмешкой сказал он, — а вместо этого чуть не померли сами. Мы уж хотели вызывать скорую.
— А с Марком что?
— С ним-то как раз неплохо.
— Спит, — подтвердил Валерий. — Последние две недели почти совсем не мог, а сейчас заснул. Неужели помогло?
— Не знаю, — с трудом просипел я. — Сладкое давайте, пока не сдох тут прямо у вас.
— Может, вам удобнее пересесть в кресло? Мы поможем.
Меня как мешок перетащили в кресло и сунули под нос кружку с горячим и очень сладким чаем. То, что он понадобится, причем в больших количествах, я предупредил заранее.
— Но все же, как вы оцениваете результат лечения? — спросил меня Валерий спустя минут пятнадцать, когда я, прикончив вторую кружку, немного оклемался.
— Не знаю, — честно ответил я. — Это будет ясно дня через три.
Да, если через три дня мне удастся полностью восстановить способности, то возможен какой-то прогресс. А если нет, то болезнь успеет взять свое, и сеанс в лучшем случае даст только временное облегчение, и не более.