Он замолчал. Задышал тяжело. Грудь опускалась и поднималась, и мне казалось, что изо рта у него идет пар. А у меня ноги не двигались и руки не слушались. Как заставить себя сделать последний рывок?
— Я отвезу тебя, куда нужно, — сказал безжизненным голосом. Взгляд кроваво-красный, а внутри плясал гнев и злость. Томилась магма. — Только ответь. Почему? — передвинул ногу и собрался шагнуть…
Боль струилась по венам. Преломляла мир перед глазами. Хотелось выть. Но ещё сильнее — упасть в его объятия и снова ему отдаться. Такому, какой он есть. И больше никогда не уходить.
— Потому что слишком сильно люблю тебя, Эриман, — я вытянула руку, в которой сжимала бусину, и бросила её ему под ноги. — Сонна лэйс!
Стекло хрустнуло, и лёгкая розовая дымка выплеснулась наружу.
Эриман опустил взгляд, а затем, качая головой, отошел в сторону.
— Что происходит? — вбежала Амрес и сразу же рухнула, как подкошенная, некрасиво задрав ноги.
Профессор же коварно ухмыльнулся. Трещинки чешуек расписали его тело чёрным ажуром.
— Решила усыпить тёмного? Сама понимаешь, что делаешь? Викса проделки? Прибью Илмауна! — прорычал Эри и ринулся ко мне.
Я пятились к порогу, выставив руки вперёд и рыдая в голос. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы это прекратилось. Но знала: не пройдёт. Ни сейчас, ни когда я покину особняк. Эриман Окард пустил корни в моём сердце и останется там навеки. Честный и чуткий, несдержанный и страстный. Моя стена. Мой исполин.
— Прости меня, — бормотала я, словно воздавая молитву Вездесущим. — Прости, Эри. Каким бы жестоким ты ни был, я не смогу тебя разлюбить. Но и не могу позволить нашей любви погрязнуть в крови и муках.
Кончики пальцев стремительно чернели. Скверна расползалась, как плесень.
— Лин, ну же! Выпей меня, не оставляй ни капли! Зачем мне жить, если ты уйдёшь, не сказав, почему? — он бросился вперед и скользнул горячими пальцами по моим плечам. Прижал к себе, но тень тут же просочилась сквозь него, и я отступила. Эриман выгнулся. Зеленые щупальца вонзились в его грудь, отчего он упал на колени.
— Пей сколько хочешь. Только до дна, прошу тебя… — он захрипел и стал крениться, как сломанное дерево.
Руки свело судорогой. В горле заклокотало отчаяние. Эриман, сильный и мощный, теперь казался выжатым и беспомощным. Мой Эри. Мой любимый мужчина…
Что я творю?!
Вскрикнув, я взмахнула руками. Зелёные нити рассеялись в воздухе и втянулись в кончики пальцев. Эриман распластался по полу и недвижимо вытаращился в потолок.
— Прости меня, — сорвалось с губ. — Прости, любимый.
Слова звучали жалко. А таких, что передали бы мою боль в красках, не существовало вовсе. Болело тело, болела душа. Будто кусок мяса вырвали наживую, да калёным железом прижгли.