Он отстранился, как от кипящей воды.
— Что ты такое говоришь?
— Дай мне уйти, — прошептала я. Ужас карабкался по спине мурашками. — Просто уйти на свободу.
— Но почему?
— Ты во мне ошибся, — выдохнула я.
Эриман помотал головой. В хрустальных глазах вспыхнул огонь. Стиснул кулаки так сильно, что побелели косточки.
— Я же не держу. Только ответь, почему? — сказал надсадно, словно боясь тронуть накалившееся стекло. Вот-вот разлетится.
Попятилась. Как, Вездесущие?! Как сказать ему о том, что видела, не навлекая подозрений?
— Я не позволю истязать себя, — отступила к двери, держа наготове бусину.
Эриман потянулся, растопырив пальцы, но тут же отстранился.
— Прости, что не оправдал твоих надежд, — выдавил сквозь зубы и стиснул губы. — Могла бы сразу сказать. Зачем строить комедию с болезнью? Хочешь уйти? Иди!
— Спасибо, — слёзы защекотали уголки глаз и заскользили по щекам горячими дорожками. — Насколько бы ни были темны ваши помыслы, Ла'брисс, просто знайте: я всегда вас буду любить. Даже на смертном одре. Даже перед лицом Вездесущих.
— Да что же это? Ты издеваешься?! Говоришь, что любишь, но стоишь на пороге? Или я сошел с ума и ничего не понимаю, или ты запуталась. Лин, объясни мне! Я ведь всегда был искренним. Чем? Я? Тебя? Обидел?!
Он говорил, чеканя, и шёл ко мне. В глазах полыхало пламя. Тёмные росчерки украсили широкие скулы и побежали по шее к массивным плечам.
— Ничем, — я растёрла слёзы по лицу. — Моменты с тобой — самое лучшее, что у меня было. Но я не та, кого ты искал.
— Та! — Эри закричал. Голос хрипел. — Прекрати, Арли. Умоляю. Ты плачешь, а у меня в сердце камень растет. Просто скажи, что я сделал? Ты из-за метки расстроилась? Не из-за неё я люблю. Не она причина наших отношений. Не она!
Эриман приблизился и качнулся, будто в голове помутилось. Тёмные полоски, как змеи, ползли по его рукам, а белая рубашка растворялась в воздухе частицами пепла. Они наполняли воздух запахом гари и осенних пожарищ на пшеничных полях.
Ещё шаг, и сможет меня поймать.
— Ты именно та, которую я искал, — просипел он напряжённо. Взгляд исподлобья, и уже не Эриман смотрел на меня, а тёмное существо. Голос переломился и стал грубым, раскатистым. — Искал так долго, что мне кажется — целую вечность. Ты наживую по сердцу режешь своим поступком. Я же люблю тебя, Арли. Люблю невыносимо, — он опустил голову и плечи. Последние куски рубашки, как лепестки, упали на деревянный пол. — Если опротивел, так и скажи. Не нужно лить патоку о любви, хватая дорожные вещи. Не нужно врать мне в глаза. Лучше уж правду, чем вот так — вязнуть в горькой сладости и захлебнуться от счастья, которого не было на самом деле.