— Ну, да, — растерялась я. — Такой рыжий конь… Ну, наг, то есть. Похож на нага. Гадкий и скользкий.
— Думай, что говоришь! Он жених мой! — решётка дёрнулась, и худая рука скользнула внутрь, но до меня не достала. — Скажи спасибо, что я без магии сейчас, — прошипела девушка.
— Жених? — я попятилась, до сих пор не понимая, что делаю. — Ну, да. Хорош жених. Бросил тут тебя, а где он сейчас? Где?
— Не бросил! Дай только дотянусь до твоего языка! — девушка снова налетела на решётку, а потом свалилась на растрескавшийся земляной пол, как мешок с зерном, и завыла. Горько так, что душу скручивало, и сердце останавливалось.
— Где он? — повторила я, а злые мысли о Пеане медленно, но верно, становились воспоминаниями об Эри. Начинали душу раздирать, словно кошки. И я уже не понимала, о ком говорю. — Где же?
Сердце гулко ударилось о рёбра. Где же сейчас мой Эри? Что подумает, не найдя меня рядом?! Что я сбежала?! Поймёт ли дорогой мой, что выкрали меня? Выкрали… Бессовестно, нахально и… глупо!
Провела рукой по волосам, надеясь обнаружить шпильку — частичку любимого. Но тщетно. В душе оставила вечером. Теперь ничто мне о нём не напомнит… Если только память моя умирающая, что лики чужие стирает в три дня.
— Арли, смирись. Отсюда нет выхода. Скажи ещё спасибо, чтобы покормить не забыли, — тускло проговорила Нимеридис и скрылась в темноте своей крошечной камеры.
Тьма заволокла мир. Тишина проросла голову, будто бамбук заокеанский. Крики тощей блондинки отдалялись, пока не превратились в смутные, истёртые отголоски.
Попятившись, я опустилась на кровать, и сетка прогнулась почти до пола. Теперь я не видела ничего и никого вокруг. Не слышала. Не чувствовала. Не. По-ни-ма-ла…
И не помнила. Не помнила, как вцепилась в проржавевший край кровати, ломая ногти и царапая ладони. Не помнила, как по щекам побежали слёзы. Как голова безвольно опустилась на грудь, а потом вздёрнулась в потолок, занавешенный мглой. Как таращила влажные глаза в пустоту, выжигая ею прошлое и память. И как выла, разрывая связки. Громко. Безудержно. Невыносимо…
Закончились твои светлые дни, Арлинда. Впереди только мрак. Монотонная пустота с каменным запахом. Плесень на решётках и скрип кроватной сетки. И боль, занимающая место твоей оторванной половины.
Тебя больше нет.
Вас больше нет.
И потянулись часы.
И понеслись дни, вминая нас в вечность и растворяя в ней разум.
Дни сливались в безликие недели, счёт которым я потеряла уже после второй. Первое время ежедневно делала зарубки на простыне, но каждый раз, когда худая, бледная женщина с вырванным языком перестилала постель, счёт начинался заново.