Навсегда (Окунев) - страница 26

И вы тут же откажетесь
                от грусти и тоски.
Чтоб выглядеть сурово,
                но не печально.
Чтоб это получилось
                достойно, по-мужски.
Чтоб от осанки
                веяло волей и силой.
И под пристальным взглядом
               грядущих эпох,
Чтоб, как говорится,
               спаси и помилуй,
Не вырвался из груди
               нечаянный вздох.
Жизнь чувствам готовит
               ловушек бездну,
Жалобно
               сердце сжимает в тиски,
Но вы поклялись
               быть «абсолютно железным»,
Чтоб это получилось
               достойно, по-мужски.
Гибнут влюбленные,
               страдают дети —
Вы в театре.
               И чтоб ни в одном глазу!
Чтоб никто, никогда
               не заметил
Внезапно
               нахлынувшую слезу.
…А всегда ли в театре
               слеза бесполезна?
От нее не ржавеет
               мужества сталь…
И тот, кто в зрительном зале
               «абсолютно железный»,
Способен ли
               в жизни на подвиг?
                                    Едва ль…

«…И начал главный режиссер…»

…И начал главный режиссер — Опасно
В военных сценах сеять только страх…
А сам подумал: «Да, она прекрасна…
Недостижима, хоть и в двух шагах…»
Завлит сказал о том, что сцена казни
Запомнится сильней батальных сцен…
И понял вдруг: строга, а чем-то дразнит,
Вот хоть бы на день мне попалась в плен…
А режиссер второй спросил — Не слишком
Мы увлеклись приемами кино?..
И рассудил: «Ох, было бы не лишним
Жениться бы на ней давным-давно…»
Лишь ничего не говорил четвертый.
Не строил планов. Не искал побед.
Он был от восхищенья полумертвым.
Он просто погибал. Он был — поэт.
И женщина решила: — Недалекий,
Ты ищешь смерти?.. Так тому и быть!..
Ведь не считали римлянки жестоким —
Повергнутого до конца добить.

«Она сказала: «Что за цирк без риска?..»

Она сказала: «Что за цирк без риска?..
Тоска в благополучии таком».
Поверившую в жребий свой артистку
Работать с сеткой обязал местком.
Но то, что лишь опасностью чревато,
Рождает артистический задор,
Все то, чем раскалялся гладиатор,
Все то, чем заряжен тореадор,—
Все своего достигнет апогея,
Когда на риск имеешь ты права,
Здесь просто надо стать Хемингуэем,
Здесь не помогут громкие слова.
Вот натянули сетку. «Что ж, отныне
Изображать мне дерзости накал?..
Меня бы на смех поднял Паганини.
Он молнию из скрипки высекал».
Все высшее работает без сетки
И презирает в творчестве покой.
Верните риск! — и станут руки цепки.
А ты, поэт, ошеломляй строкой!
Любовь впервые. Ты в оцепененье.
Ты в слове нерешителен и скуп.
Но миг еще — ив пропасть объясненья