Не мыслю Грузию без Нонешвили,
Не мыслю Грузию без Грузии самой.
Про сверхдоступность некие язвили,
Что с каждым внешне друг — товарищ мой.
В нем озорство и дружество так манят,
Не хитрость — детскость основной мотив.
Такая простота от Пиросмани,
Открытость чувства, а не примитив.
Нет, я не вижу без него Тбилиси:
Мелькнет в толпе — и сразу узнают.
Приветливость вслух высказанной мысли,
Веселость нрава — города уют.
Бывают чувства, а бывают фразы
О чувствах, а самих-то чувств и нет.
И объяснить себе хочу я сразу,
Что значит: популярность и поэт.
Ворчали недруги, что слишком любит моду,
Успех в народе брали в оборот.
Он, говорят, подыгрывал народу.
Он просто был по сути — сам народ.
Вот туфли девушек покрыты пылью.
Село грузинское. Людей река:
Чтоб только посмотреть на Нонешвили,
Спускались с гор и шли издалека.
— Приехал? — столько радости во взгляде.
По Мачабели весело идем.
— Ведь, говорят, Луконин в Сталинграде,
Так что ж вы не приехали вдвоем?
— Луконин вылетел в Москву. Правленье.
Ведь вышел он теперь в секретари!
Ты тоже секретарь, и… тем не менее.
— А дальше?.. Мол, не очень нос дери?..
Ведь именно хотел сказать ты это?..
Так истину кладу я на алтарь:
Тот, кто забыл свой высший сан — поэта,—
Не патриарх. А жалкий пономарь.
Пойдем ко мне, к Медее и Сандалу.
Каким красавцем юношей он стал!
Ты помнишь, как ему внушал, бывало:
«Сандал, ты не устраивай скандал!..»
Как друг был счастлив среди тех людей я.
Смотрела то шутя, а то грустя,
Божественная женщина Медея
На плачущее на свое дитя.