— Все эти чудесные каменные кладки, — спросила она лавочника, который пухлыми белыми руками аккуратно укладывал ее покупки в коричневый бумажный мешок, — это все сделал итальянец, тот, что женился на оперной певице?
— Здесь вокруг валяется столько камней, — пробормотал он, почти злобно выхватывая у нее из рук деньги и рывком открывая древнюю кассу. — Всего-то дела — поднять их и положить на место.
— М-да, — думала Инджи, выходя из магазина со своими покупками, — что-то, бесспорно, произошло после того, как я сюда приехала. Идут какие-то сплетни и слухи.
Но на следующий день, когда она пришла в магазин за хлебом, лавочник опять сиял улыбками.
— Да-да, после того, как мисси вчера заговорила о каменных кладках, я шел домой и свежим взглядом смотрел на перемычки. Очень тонкая работа. Каменотес знал, как обращаться с камнем.
Но Инджи была сыта по горло неожиданными переходами его настроения от грубости к дружелюбию, поэтому просто вежливо кивнула, забрала хлеб и пошла посидеть у Кровавого Дерева, в тени молодой плакучей ивы, чьи ветви подметали пастбище по другую сторону забора и укрывали каменную шлюзовую перемычку перед ним. Принюхиваясь к влажности, исходящей из канавы, Инджи подняла муравья, который подползал к ее ногам. Она положила его на ладонь и понюхала: от него исходил заплесневелый запах глубины и тайны. Это только намек на настоящую вонь, подумала она. Муравей соскользнул с ее ладони, невесомо ударился о землю и слепо заметался. Пришлось нежно подтолкнуть его пальцем, чтобы он вернулся в шеренгу своих приятелей.
Что-то удерживало ее вдали от каменного коттеджа. Эта часть Йерсоненда уже опустела к ночи. Ветер резко дул вниз, из ущелья, нес с собой самые разнообразные дикие звуки и запахи. И невозможно как следует разжечь плиту, чтобы она составила тебе компанию, во всяком случае, не летом: в этом Инджи убедилась в первую же ночь.
Что-то произошло в ту первую ночь, когда она находилась между сном и явью, и это что-то по-прежнему оставалось с ней. Даже сейчас, сразу после полуночи, она просыпалась и слышала — отрицать невозможно: нежно, мучительно, тише ветра — «Addio del passato» Верди. Уж наверное, это не воображение?
В собственной коллекции Инджи была эта ария в исполнении Марии Каллас. Но здесь, ночами в Йерсоненде, она прилетала из мира, где песня не отличалась от ветра; она прилетала из ущелья, из зарослей, из тьмы, что заполняла его, от массивного тела горы; из места, где звук нельзя отличить от времени, а услышанное — от воображенного и увиденного.
И Инджи лежала без сна и слегка покусывала себя за руку, чтобы удостовериться, что она — здесь, что она на самом деле живет в этом темном доме с низкими потолками и развевающимися занавесками. Она чуяла успокоительный, живой аромат собственной кожи, запах своей слюны, и потихоньку снова погружалась в сон.