Затем, усадив меня и Мадлен в открытую коляску, запряженную белоснежной двойкой лошадей, приказал кучеру трогать. И мы понеслись, покатили по Фрисвилю, весело подпрыгивая на булыжниках. Порывы ветра время от времени грозили сдуть мою кокетливую шляпку. Я же, смеясь, пыталась водрузить ее на место, а Бастен старательно мне помогал. Иногда я поглядывала на Мадлен – смугленькую и красивенькую в темно-красном платье, которой не помешало бы мне помочь совладать с запутавшимися лентами завязок… Но горничная сидела молча, не проявляя интереса к моей персоне, время от времени стреляя черными глазищами в сторону Бастена.
Странно все это! Ну да ладно, я и сама справлюсь, но… Какая муха ее укусила?
Впрочем, молодой Крауз к яркой внешности и заинтересованным взглядам молодой компаньонки остался равнодушен, и мне почему-то казалось, что Мадлен это порядком задевало. Настолько, что к концу прогулки на щеках ее появился пунцовый возмущенный румянец, а ее полные губки кривились то ли от гнева, то ли от обиды. Несколько раз я ловила на себе ее острые взгляды, и мне казалось, что она ревновала… Бастена ко мне!
От этой мысли мне стало не по себе. Бастен тоже почувствовал, что мое настроение изменилось. Принялся допытываться о причине, но я решила промолчать. Не говорить же с ним о Мадлен под ее недовольным взглядом?! К тому же меня не оставляло ощущение, что эти двое были знакомы. Правда, Бастен делал вид, что видит ее в первый раз, и моей горничной это не пришлось по нраву. Или же во всем виновато мое разгулявшееся воображение?!
Вместо своих подозрений рассказала Бастену о заболевшем Клаусе Беккере и о том, что лиор Арвид Римерин оказался настолько добр, что выделил целую повозку и даже дал Иннеке в дорогу снотворную настойку. Доброта этерийца младшего Крауза нисколько не впечатлила. Светлые глаза мужчины потемнели, и я вспомнила, что в войне они потеряли слишком многое... Почти все, по словам Петры.
Впрочем, я тут же увела Бастена с опасной темы, спросив, что он думает о Святых Плясках.
- Не знаю, что и сказать! – пожал он широченными плечами. Затем поправил светлый локон, выбившийся из моей растрепанной ветром и манипуляциями со шляпкой прически. Прикосновения его пальцев оказались неожиданно приятными. – Пока что эта зараза неизлечима, но я очень надеюсь, что архиепископ Хъорт положит ей конец! Он привезет в город один из артефактов, когда-то принадлежавших Лургии…
- «Пылающее сердце», – вспомнила я. – Один из трех камней, упавших с неба.
Пропавшими считались «Мощный Дух» и «Чистый Разум».