Завтра мама будет глухо рыдать в подушку, потому что она в тупике. Она была заместителем директора на большом заводе, производящем мрамор. Полгода назад там пропал вагон с мрамором. Было расследование. Под подозрением все, от верхушки до уборщика. И мама тоже.
Маму поразило, что она как все. Также ходит на допросы, также отвечает на каверзные вопросы следователей.
Мама – клинически порядочная женщина. Никогда ни у кого шпильки не взяла. На заводе работает много лет, предана ему. Доросла до замдиректора, хотя она без высшего образования. Как ее можно было подозревать? Она расценила это как предательство и уволилась.
Я не понимала причин ее увольнения. Ладно бы подозревали ее одну. Но ведь всех!
Увольнение выглядело подозрительно. Как будто у мамы «рыльце в пушку». Это фраза следователя, который не мог понять, откуда такое резкое собственное желание возникло у подозреваемой. Это потрясло маму еще больше. Никто не понял и не поддержал ее увольнения, не заступился перед следователем.
На самом деле, я думаю, она не хотела увольняться. Она хотела показать заводу, как сильно она возмущена ситуацией, и пригрозила отнять у него самое ценное – себя. Но ее заявление молча подписали, чем просто добили маму. Никто не валялся в ногах, не умолял о прощении. Мама ждала другого.
«Ну как мы могли даже предположить, Нина Ивановна, что вы причастны к преступлению, глупые мы, глупые!» – должны были сказать все.
Но не сказал никто.
Спустя месяц нашли виноватых, и вагон нашли. И это, конечно, не мама. Все выдохнули. Мама стала ждать извинений и просьб вернуться, но телефон молчал. Молчал. Молчал. Никто не звал назад.
А два месяца назад мама узнала, что ее должность сократили. Сгорел мост, по которому можно вернуться в прошлую жизнь. А тут и накопления проелись. Из накоплений – только совесть и порядочность, подрубленные обидчивостью.
Завтра мы доедим эту скумбрию с картошкой, и мама будет рыдать. Потому что надо идти «говно за другими выносить». И это после замдиректора завода!
Очень такой расклад бьет по самооценке. А вдруг на заводе узнают, как низко она пала?
– Мам, а почему не попробовать вернуться на завод? На другую должность?
– Куда? В коллектив к предателям?
– Ну к каким предателям? Они просто делали то, что должны.
– Ни один. Ни один, Оля, меня не остановил.
– А зачем ты писала заявление? Чтобы остановили? Кто? Люди в таком же стрессе?
– Человек должен всегда оставаться человеком, а не шакалом.
Я вздыхала. Уходила к себе ни с чем. Каким шакалом? Кто?
Потом к вечерним процедурам отхода ко сну добавится мамин глухой плач в подушку. Если прийти и гладить маму по голове, то она скажет сквозь слезы: «Никогда, никогда так не делай».