Нас любили медсестры. Ну как нас – Катюшу. Они всегда улыбались, когда ставили капельницы, и иногда приносили ей фрукты лично от себя. Вытирали грушу о больничный халат, протягивали дочке.
Катюня брала грушу двумя ладошками и вгрызалась в мякоть.
– Да ты моя радость, – смеялись медсестры и подмигивали мне.
Вечерами мы с ними пили чай в ординаторской. С них чай, с меня вафли и шоколад. Только тсс.
Кризис миновал. Дочка, два дня не приходившая в себя, наконец ожила. Стала есть больничную еду: суп и макароны.
Я была оглушена пережитым страхом, воспринимала внешнюю жизнь как источник опасности. Меня устраивало окошечко в качестве связи с внешним миром. Там, в нем, живут менингит и другие страшные болезни. А тут, в палате, – суп и макароны. Безопасно.
Дочка спала, накрытая больничным одеялом. Я сидела на кровати, обняв себя за колени, и наблюдала за стихией в окне. Внутри меня зрело плохое предчувствие. Я была напряжена, хотя все должно было быть наоборот. Что-то было не так, и я не могла понять, что.
За стеной плакал другой ребенок. Мальчик, пять лет. Антошка.
– Мама, мне страшно! – хныкал он.
– Поспи еще, я рядом, – говорила мама.
Стоп! Прозрение! Почему моя дочь так спокойно спит? В этом невыносимом по уровню шума громе она спит. Ее ничего не тревожит, не пугает. Я вскочила с кровати. Раздался раскат грома. Чудовищный! Катюша спала. Я наклонилась к самому ее уху, позвала:
– Катя.
Никакой реакции.
– Катя!
…
– КАТЯ-Я-Я!
Дочка спала.
Я набрала номер мужа дрожащими руками. Он должен был приехать с минуты на минуту навестить нас. Мы договорились, что он побудет с дочкой, а я… выйду за пределы больницы. Выпью кофе в кафе, сделаю маникюр или просто погуляю в большом мире. С погодой, конечно, беда. Ну, значит, кофе.
– Я уже паркуюсь, сейчас приплыву, – сказал весело муж в трубку.
– Миша, она не слышит!
– Кто?
– Катя! Кто еще?
– Что не слышит? Кого не слышит?
– Никого. Слух пропал.
– Не придумывай.
– Это правда.
– Чушь. Я скоро приеду, вот увидишь – она слышит.
Я скинула вызов. Подошла к кроватке, где спала дочка, хлопнула в ладоши. Катя спала. Включила музыку на телефоне на полную громкость, поднесла к уху – Катя спала. Я села на пол. Закрыла лицо руками. Ни слез. Ни эмоций. Пустота. Выключили из розетки.
В палату вошел муж. Он был по колено мокрый.
– Там ужас что творится. Ты пойдешь на маникюр?
Маникюр… Маникюр – это крашеные ногти. Это про фан. Когда в доме беда, не делают маникюр.
– Ты меня вообще слышал? – спросила я не своим голосом.
– Слышал. Моя дочь слышит, не говори глупостей.
– Разбуди ее, не дотрагиваясь. Сейчас. Она уже два часа спит. Разбуди. – Я не просила. Я приказывала.