Местные лендлорды и их дети, ныне зрелые мужи, похоже, извлекли из той истории урок и делали обширные запасы зерна каждый урожайный год, которых было совсем не густо. Это время, сопровождавшееся отголосками бушевавшей значительно южнее, в италийских княжествах, моровой язвы, которая, как рассказывали пилигримы, косила людей целыми деревнями, летописцы впоследствии назовут тощими годами. Жители Утрехта истово крестились и молились в соборе, прося Всевышнего уберечь их от напастей.
Зажиточные хозяева и лендлорды тщательно прятали собранное зерно, оберегая от постороннего уха всяческие сведения о количестве спрятанного и точном месте хранения, чтобы уберечь запасы от нежданного визита оголодавшей толпы менее знатных соплеменников. Вот и в этот не в меру сырой год, когда рожь мокла на корню, явив сеятелю жалкие колоски, уже к тому же начинающие чернеть, земледельцы стремились побыстрее убрать даже такой убогий урожай, пока он не лег под сентябрьскими холодами, которые, судя по всем народным приметам, уже не за горами. Вот и потянулись обозы по раскисшим дорогам к амбарам да мельницам; волы с ввалившимися боками и торчащими ребрами тащили повозки с большими колесами; угрюмые крестьяне, еще в прошлом году в это же время перебрасывавшиеся сальными шуточками, теперь всё больше молчали, плотнее запахивая свои холщовые одежды и надвигая на лоб старые войлочные шляпы, набухшие от влажности.
Нынешний епископ, настоятель собора отец Ансельм, стоял подле серого сводчатого портала входа в церковь и провожал взглядом проходящий обоз. Его узловатые большие руки сжимали старый монашеский посох, с которым он во времена своей молодости хотел отправиться в Святую землю, но смог добраться лишь до большого озера, подобного морю, что на юге соседствует с высокой горной грядой. Шел он в группе паломников в грубых коричневых рясах и был, видимо, самым молодым из всех. Проходя мимо селений, где появлялись первые признаки мора, паломники чурались местных жителей, говоривших на странном языке, похожем на швабское наречие. Всё чаще попадались брошенные хутора с грубыми крестами и свежими кучами земли, в которой были наспех похоронены умершие. Лендлорды, содержавшие небольшие отряды лучников и копейщиков, старательно отгоняли чужаков от своих темных каменных замков, опасаясь распространения заразы, но и их не минул промысел Божий.
Ансельм первым из всех почувствовал недомогание, когда они приблизились к озеру, но старался не подавать виду, списывая всё на недоедание и усталость. Но когда жар и ломота в суставах буквально свалили его наземь, соратники осмотрели тело и в отвращении отпрянули, увидев признаки моровой язвы. Он был оставлен в почти вымершей деревне на берегу озера в доме местного священника, который уже успел отдать Богу душу. Соратники Ансельма в спешке покинули деревушку, стараясь уйти как можно дальше из этих проклятых мест. Молодому монаху становилось всё хуже и хуже, его выворачивало наизнанку, но Всевышний смилостивился, и через несколько дней он пошел на поправку. И неведомо было ему, что все его спутники не ушли далеко от озера, продолжал он завидовать и представлять, как монахи погрузились на корабли и отправились в таинственную и благостную Святую землю, где струится молоко и мед вместо воды в реках, гуляют диковинные яркие птицы с перьями, как радуга после летней грозы, и всех встречает Пресвятая Дева, маня рукой в райские кущи…