Она набрала воздуха и испустила жуткий крик, переходящий в протяжный звериный вой:
– Хноооооот!!!
Стражники в ужасе вскочили с лавок, один из них, окончательно перепуганный, поспешил доложить о заключенной князю.
28
Казимира медленно открыла глаза. Всё вокруг вертелось и скакало. Так было в детстве, когда она, маленькая девочка, крутилась на веревке, привязанной к ветке могучего дуба недалеко от замка. Сначала она крутилась внутри огромного мира, потом весь мир вращался вокруг нее. Это было забавно. Сейчас же это головокружение вызывало тошноту.
Матушка и заботливые служанки закрыли ставнями окна в покоях, чтобы яркий свет не беспокоил больную. В полутьме она увидела – нет, скорее, угадала сгорбленную мужскую фигуру, которая привалилась к лавке подле ее ложа из медвежьих шкур.
Это был датчанин. Княжна посмотрела в другую сторону и увидела Матушку, которая задремала, обняв обеими руками кувшин с водой. Харлунд шевельнулся, поднял голову и резко вскочил, увидев открытые глаза Казимиры. Он в один прыжок одолел расстояние до ложа и схватил бледную руку княжны. Она изменилась. Глаза запали, обширные синие тени окружали их, скулы заострились, губы, ранее такие сочные и алые, теперь высохли, потрескались и покрылись струпьями. Харлунд прикоснулся ладонью к ее лбу. Жар прошел, что было добрым знаком.
Матушка, уронив кувшин и охая, подбежала к княжне, благодаря богов и силы природы за чудесное избавление.
– Пить… – слабо простонала Казимира.
Датчанин бережно приподнял княжну и нежно держал ее, пока заботливая Матушка поила ее колодезной водой из берестяного кубка.
Знаком Казимира попросила Матушку уйти, она нехотя повиновалась, медленно задернула полог, печально смотря на свою страдающую любимицу.
– Харлунд, ты так добр ко мне, хотя я этого совершенно не заслуживаю, – тихо произнесла княжна.
– Что ты говоришь, княжна? Для меня большая честь и радость быть здесь и видеть, что ты жива и выздоравливаешь! – Харлунд нежно взбил подушки и опустил Казимиру.
– Я была нечестна с тобой. Я знаю, что мой отец и твой дядя договорились нас поженить для установления мира между нашими народами. И ты можешь взять в жены только деву. Так знай, отважный Харлунд, я более не дева, и я люблю другого. Я никогда не выйду за тебя замуж!
Казимире тяжело далась эта речь. Она словно лишилась сил. Княжна ожидала, что датчанин отшатнется от нее, как от зачумленной, или хотя бы нахмурится. Но Харлунд даже не отнял руки и продолжал смотреть на девушку каким-то нежным, непривычным для него взглядом. Ее слова звучали так, как если бы она говорила их другому. А он смотрел и смотрел на княжну, сам не понимая, что происходит с ним, сильным и безжалостным воином.