В сущности, нормальность и ненормальность понятия относительные. Пятиведерникова всякий, ознакомившись с его «письмами» и экскурсами в историю, обзовет чокнутым, а того, кто в своей одержимости проигрывает многие тысячи в рулетку, продолжают считать нормальным. Даже если эти тысячи казенные и в конечном счете игрок пускает себе пулю в лоб. Зачислят в казнокрады, преступники, будут судить, отправят в Сибирь, но в психиатрическую лечебницу не поместят. Общество само не вполне нормально. Страдает всяческими сдвигами. Однако мы приучились взирать на них снисходительно, принимать как должное. Та же мода — чем не коллективное помешательство? Почему польская юбка, еще вчера казавшаяся смехотворной и отвратительной, сегодня вдруг становится не просто приличной, но и прекрасной? Юбка не изменилась, изменился наш взгляд на нее. Причем разом, как по команде, согласованно — общественный договор. А если некий анахорет по какой-либо причине не замешан в этой нелепейшей игре, отбился от стада, то его-то и объявляют психом и дегенератом.
Все, пойду. Совершу поступок. Поставлю «Дюка Степановича» на место и покину поле боя. Тем более что дело к обеду. Который правильнее было бы назвать ужином.
Уже подымаюсь, желая привести это мудрое решение в исполнение, однако не могу удержаться от вопроса:
— А все-таки — зачем вам советское представительство?
— Затем, что из двух зол следует выбирать меньшее, — произносит он наставительно.
— Вот как?
— Да, представьте себе. Все познается в сравнении. Если в СССР и есть недостатки, то не западным гангстерам о них выть. Там хотя бы атеизм, и христиан, этих змей подколодных, не назначают начальниками лагеря.
— Интересно… Ладно… Прощайте.
— Разумеется, семья, детишки! — кривится он. И вдруг с вызовом вскидывает голову. — Жалеете?
— О чем?
— Не о чем, а кого. Себя.
— Себя? С какой стати? Вас жалею. Вы способный человек, многое могли бы сделать.
— Я и без вас уже многое сделал! Да, представьте — в отличие от всех этих шмакодявок. И приберегите ваш патронажный тон для кого-нибудь другого!
— Семья и детишки все-таки лучше, чем семнадцать битв и одна поучительная история колонизации островов Тихого океана, — не уступаю я. — Живете в своей фуфайке. В смирительной рубашке. Кидаетесь то к Мальте, то к Австралии, а сами не смеете шага сделать. Шевельнуться боитесь. Буяните, уцепившись за юбку Паулины…
Побледнел, потом побагровел, задохнулся, и я пожалела о своих словах.
— Считайте, что я ничего не сказала. Не смогла дать положительного направления. Просили совета, вот я и пыталась.