Не раздеваясь, в пальто и сапогах, с которых на пестренькую дорожку, устилающую коридор, стекают остатки уличной влаги, я набираю номер междугородней телефонной станции — дважды ошибаюсь, но с третьего раза все же накрываю цель и прошу соединить меня с Ленинградом.
«Можем принять заказ на завтра», — отвечает вежливый казенный голос. «Почему — на завтра? А сегодня?» — «Невозможно». — «Почему?» — «Нет телефонных линий». — «Хорошо, пусть будет на завтра». По-прежнему не снимая пальто, опускаюсь в кресло возле столика и смотрю на телефонный аппарат, как будто жду от него каких-то разъяснений — новых, более человечных слов. Как будто собираюсь сидеть тут до завтра, до возникновения в трубке родного Любиного голоса. «Нинок! Ты где это там запропастилась?..» Когда мы в последний раз разговаривали? Давно. Год назад… Может, и больше. Не потому, что дорого, а потому, что письмо как-то понятнее и сердечнее. Что можно сказать по телефону? Особенно ощущая, что каждое твое слово прослушивают чужие, заведомо враждебные официальные уши. Да и слышимость, как правило, не ахти… Письма, разумеется, тоже читают, но, по крайней мере, не в твоем присутствии, не в самый момент их написания.
Отправлю телеграмму! Срочную. С оплаченным ответом и уведомлением о вручении. Две: одну Любе, другую Амире Георгиевне. Да, прямо сейчас. Не может же быть, чтобы они обе сразу… выбыли… Обе сразу… нет, не может такого быть…
«Люба, — пытаюсь я диктовать телеграфистке. — Что происходит? Почему вернулось мое письмо? Почему ты не пишешь?»
— Извините, — прерывает голос в трубке. — Вы не можете сказать по-английски?
Не могу. Адресат не выучился по-английски. Только этого не хватает — объясняться с Любой по-английски!
— Я не понимаю, что вы говорите. Диктуйте по буквам.
Что значит — по буквам? Я и так диктую по буквам: эл, юс, бе, ас, че… Ну да, должна быть такая буква — че. Чёпинг. Те, ос… Ти, оу… Эл, ю, бэ, то есть би, эй… си, эйч…
— Извините, я боюсь ошибиться, — предупреждает добросовестная служащая.
Да, она права: лучше по-английски. Кто-нибудь переведет ей. «Люба, what’s getting on? My letter has returned. Why? Why don’t you write me?» И еще: по тому же адресу, но for Амира Георгиевна. «Амира Георгиевна, dear, please answer me. What’s happened? Why has my letter to Lyuba returned?»
— Извините, — повторяет голос уже с некоторым раздражением. — Я не вполне улавливаю. Что значит «геджор»… «геор»?.. Я думаю, вам лучше лично прибыть на телеграф и написать самостоятельно.
Тоже верно.
— Вы правы, — говорю я. — Я сейчас приеду.