— Ну же, Скулпит, — проговорил Хенди, теряя терпение. — Ты же не будешь вместе с Бансом помогать этому попу нас грабить. Бери перо, старина, и покажи, на что ты способен. — Видя, что Скулпит всё ещё колеблется, он добавил: — По мне так самое распоследнее дело видеть, как человек боится постоять за себя.
— Чтоб им всем сдохнуть, этим попам, — прорычал Моуди. — Всё жрут и жрут, и не нажрутся, пока не ограбят всех и вся!
— Да что они тебе сделают, приятель? — вступил Сприггс. — Хоть бы они и обозлились, выгнать тебя отсюда они не смогут — ни старый Смычок, ни Ляжки!
Как ни прискорбно, этим оскорбительным упоминанием нижней части его фигуры старики обозначали архидьякона.
— Сто фунтов в год на кону, а нет — ты ничего не теряешь, — продолжал Хенди. — Да чтоб мне провалиться! В толк не возьму, как можно от такого жирного куска отказаться, да токмо некоторые трусоваты… у некоторых отродясь смелости не было… некоторые робеют от одного вида джентльменских сюртука и жилетки.
Ах, мистер Хардинг, если бы ты внял совету архидьякона, когда решалось, взять в богадельню Джо Муттерса или этого неблагодарного смутьяна!
— Попа он боится, — прорычал Моуди, скалясь от безграничного презрения. — Я скажу тебе, чего я боюсь. Я боюсь не получить от них своего — вот чего я боюсь больше, чем всех попов.
— Но, — виновато начал Скулпит, — мистер Хардинг не такой и плохой. Он ведь даёт нам по два пенса в день, верно?
— Два пенса в день! — возмущённо повторил Сприггс, широко открывая жуткую пустую глазницу.
— Два пенса в день! — пробормотал Моуди. — Да провались он со своими двумя пенсами!
— Два пенса в день! — воскликнул Хенди. — Нет, я не пойду со шляпой в руке благодарить его за два пенса в день, когда он должен мне сто фунтов в год! Ну уж, спасибо! Тебе, может, и довольно двух пенсов в день, а мне так мало. Слушай, Скулпит, ты будешь подписывать эту бумагу, или нет?
Скулпит в томительной нерешительности глянул на товарищей.
— Как думаешь, Билл Гейзи? — спросил он. Однако Билл Гейзи не мог думать. Он издал звук, похожий на блеяние старой овцы, долженствующий выразить всю муку его сомнений, и вновь пробормотал, что не знает.
— Соберись, старая развалина! — сказал Хенди, вкладывая перо в пальцы несчастного Билли. — Давай! Эх, дурачина, размазал чернила! Ладно, сойдёт. Ничем не хуже имени.
И все решили считать большое чернильное пятно согласием Билла Гейзи.
— Теперь ты, Джонатан, — сказал Хенди, поворачиваясь к Джонатану Крамплу.
— Сто фунтов в год дело, конечно, хорошее, — вновь начал Крампл. — Что скажешь, братец Скулпит, как быть?