Сейчас я должен сознаться, что опасаюсь за свою героиню — не за развязку её миссии (тут у меня нет ни малейших опасений; никто, знающий человеческую натуру и читающий романы, не усомнится в полном успехе благородного начинания Элинор, как и в окончательном итоге подобного рода прожектов), — а за одобрение со стороны прекрасного пола. Девушки младше двадцати и пожилые дамы старше шестидесяти отдадут ей должное, ибо по прошествии лет в женском сердце вновь открываются родники нежной чувствительности и струят те же чистые воды, что на заре дней, орошая и украшая путь к могиле. Однако я боюсь, что большинство дам, вышедших из первого возраста и не вступивших во второй, осудят её замысел. Тридцатичетырёхлетние незамужние дамы, думается мне, объявят, что не верят в исполнимость такого плана; они скажут, что девушку, упавшую на колени перед возлюбленным, наверняка поцелуют, и та не станет подвергать себя подобному риску, коли не в этом состоит её цель; что Элинор решила отправиться к Болду лишь потому, что сам Болд к ней не шёл, что она точно либо глупышка, либо маленькая интриганка, но в любом случае думает не столько об отце, сколько о себе.
Милые дамы, вы совершенно верно оцениваете обстоятельства, но глубоко заблуждаетесь в мисс Хардинг. Мисс Хардинг была куда моложе вас и посему не могла знать, как знаете вы, какой опасности себя подвергает. Возможно, её поцелуют; я почти уверен, что так и будет, но твёрдо ручаюсь вам, что и мысль о подобной катастрофе не приходила ей в голову, когда было принято вышеизложенное великое решение.
Потом она уснула, а утром проснулась, полная свежих сил, и, выйдя к отцу, приветствовала его самым ласковым объятием, самой нежной улыбкой. Завтрак был куда веселее вчерашнего обеда; затем Элинор выдумала какой-то предлог для столь раннего ухода, простилась с отцом и начала претворять свой план в жизнь.
Она знала, что Болд в Лондоне и сегодня задуманную сцену осуществить не удастся, но скоро — возможно завтра, — он должен вернуться, и значит, надо вместе с его сестрой Мэри придумать повод для встречи. Войдя в дом, Элинор отправилась, как всегда, в утреннюю гостиную, где была застигнута врасплох зрелищем трости, плаща и разбросанных по комнате дорожных вещей. Всё это означало, что Болд вернулся.
— Джон приехал так неожиданно, — сказала Мэри, входя в комнату. — Он был в дороге всю ночь.
— Я зайду в другое время, — в смятении проговорила Элинор и приготовилась отступить.
— Сейчас его нет, он будет только часа через два, — ответила Мэри. — Он с этим ужасным Финни. Примчался к нему на один день и сегодня же уедет в Лондон ночным почтовым.