— Что-то ты больно откровенен, — пробурчал я. — Операцию Отто Скорцени готовил?
— А кто это?
Судя по недоумению явно не играющего немца, тот действительно его не знал. Возможно, я дал маху, и самый известный диверсант Гитлера ещё не известен или никак не проявил себя.
— Да так, чел один… Мы в Варшаве?
— Хватит информации. Через час самолёт. Мы с тобой вылетаем в Берлин. Лично я из-за этой аварии не собираюсь лишаться честно заработанной награды. А мне крест светит.
— Обещаю, ты его получишь, — вполне серьёзно ответил я. — Берёзовый.
— Наглец. Ничего, когда тебя будут публично казнить, поквитаемся. Если бы не приказ, чтобы ни царапинки, поучил бы тебя уму-разуму. Всё, одевайся.
Не знаю, то ли тот сигнал какой подал, то ли нас слушали, двери, через которые вышел польский врач, распахнулись, и вошли два солдата СС с автоматами на груди и замерли по стойке смирно. Ясно, никто помогать мне одеваться не будет. Вот к поддельному капитану скользнула из коридора миловидная медсестричка, тоже полячкой оказалась. Ох, как она вокруг него крутилась и ворковала, помогая надевать обгорелый, но вычищенный френч капитана НКВД! Странно, чего это его в свою форму не одевают? Тоже что-то с этим придумали? Какую-нибудь лапшу будут вешать своим обывателям, что, мол, вот, советский капитан сам сдался в плен и врага Рейха привёл. То, что я враг Рейха, мне ещё в штабе Черноморского флота сообщили после успешного наступления и освобождения огромных территорий. Гитлер лично по радио объявил. Ну и угон трофейных кораблей припомнили. И как немцы узнали, что я тут замешан? Это я о том наступлении, о котором советские газеты уже второй день сообщают. С эмоциями, не меньшими, чем при наступлении под Москвой. Ну да, такое же крупное.
После того, как лже-капитан велел мне одеваться, я, откинув простыню и кряхтя, продолжая изображать слабость, мало ли, пригодится, осмотрел себя. Лежал я в одних трусах. Синяки по телу, раньше не было, видимо, после авиакатастрофы, но ничего больше не обнаружил. Разве что левый локоть ныл. Вещи лежали тут же, на стуле возле тумбочки. Ни пистолета, ни ножа, ничего. Даже ремня не было. Всё вытащили. Оставили мне только тельняшку, мою робу и морские ботинки на шнуровке. Ещё носки мои в обувь сунули. А вот фуражки моей морской не было, похоже, сгинула при захвате. Жаль.
Я натянул носки, потом тельник и сверху комбез, застегнул его. Без ремня он на балахон походил, по привычке закатал рукава, они чуть длиннее необходимого были. Когда я завязал шнуровку у ботинок и встал, притопнув, капитан тоже был готов. Руки мне не связывали, видимо, не опасались, что я оружие добуду. В коридоре было ещё два солдата, и с предыдущими они проконвоировали нас к выходу.