— Господи, Оля, что случилось? — переполошилась трубка. — Что-то с бабусей? С дедусей?
— Нет-нет, с ними все хорошо. Мама, я не хочу ходить на балет… Мне не нравится… Меня спрашивают: «Когда будем худеть?» — а я не знаю, что отвечать… И Инга Всеволодовна, она злая… Она плохая…
— Господи, а больше ничего не случилось? Точно?
— Точно.
— Ну, ты не переживай. Я что-нибудь придумаю. Не хочешь балета — не надо. Не плачь, глупыш. Все будет хорошо…
Я легла спать почти счастливая. Я была уверена, что мама, узнав правду, прилетит за мной на самолете, и, может быть, уже утром. И она скажет Инге Всеволодовне что-то взрослое и хлесткое в защиту дочери, и та заплачет, и слезы будут капать на ее морщинистую шею.
Но утро прошло обыденно, как и день. А вечером…
Вечером меня отшлепали и поставили в угол за то, что «звонит по межгороду, тратит деньги, треплет нервы матери, несет чушь».
Я стояла в углу, ковыряла пальчиком кусок обоев и недоумевала: мама сказала, что все будет хорошо, но не уточнила когда. И еще она сказала, что все решит. Это она так решила? Просто рассказала все бабусе? Но ведь это совсем не решение, и обещанное мамой «хорошо» не наступило.
— Иди есть, — велит мне бабуся. Она все еще сердита и показательно громко гремит посудой на кухне.
— Я не хочу есть, — отзываюсь я из угла.
— Ты посмотри на нее, а? Растет, а ума не прибавляется! Нервы мне трепать вздумала? Голодовку объявила? Дед, поди-ка сюда…
— Мне Инга Всеволодовна велит худеть. Каждое занятие. А как мне худеть, если я все время ем? — всхлипываю я.
— Я стараюсь, полдня у плиты стою, готовлю разное, да повкусней стараюсь, а ты худеть вздумала? Дед, ты скажи, скажи ей, — бабуся чуть не плакала. — У меня давление скачет, ноги отекли, а я все стою, а ты, дрянь неблагодарная…
Я выхожу из угла, сажусь за стол и начинаю без аппетита есть картошку-пюре, щедро политую топленым сливочным маслом, с котлетой.
— Хлеб возьми, — всхлипывает из спальни бабуся, которую довели до белого каления, и она пошла прилечь.
Я послушно беру хлеб, задумчиво жую и думаю о том, что дала маме слишком мало времени на решение проблемы и она вскоре все же что-нибудь придумает, как обещала. Не может же мама бросить меня на съедение Инге Всеволодовне…
Молча ужиная в детском счастливом неведении, я еще не знаю, что впереди меня ждет четыре года балетной каторги. Каждый вторник и четверг.
Пяточки вместе, носочки врозь, из второй позиции, и-и-и…