— Нет настроения.
Я его понимаю. Мама пришла и украла настроение одним своим видом. Даже у меня. Человек такой, ясно.
Мне становится очень жалко папу. Я бы выбрала «ненавидеть», взяла бы гитару и ушла бы жить отдельно. Мне хочется его обнять. Но я не знаю, можно ли. И как вообще у них тут принято.
— Я должен тебе кое в чем признаться, — говорит папа.
Я замираю. Я не люблю тайны. Мне очень обременительно их хранить.
— В чем? — напряженно спрашиваю я.
— Оля, я курю.
— Слава богу! — выдыхаю я.
— То есть ты рада, что я курю? — удивился папа.
— Нет, конечно. Просто это такая… не страшная тайна. Курение же вредно. Его можно бросить.
— Это сложно. Пойду покурю. На балкон.
— А можно с тобой?
— На тебя будет дым лететь…
— Ну и что. Это же твой дым. Он не противный.
Мы идем на балкон. Проходим через кухню. Там мама что-то жарит в сковородке.
— Нельзя было к нашему приезду хотя бы макарон сварить? — спрашивает она папу. У нее такой уничижительный тон. Мы с папой переглядываемся, и я глажу его по спине, мол, держись.
Папа закуривает. Смотрит вниз с балкона. Внизу детская площадка, на ней играют дети, катаются на качелях. Рядом с детьми — их мамы и папы. И дети счастливы.
Рядом со мной тоже мама и папа. Наконец-то. Но я почему-то не счастлива. Снова. Что со мной не так?
— Где сдача? Я дала тебе деньги, на которые можно было купить пять кило картошки и мяса, а ты купил три сосиски и пачку макарон. Где деньги?
— Украли. Вытащили из кармана.
— Украли? Что ж ты идиотку из меня делаешь! Украли! У тебя прям у подъезда крадут, собутыльники твои! — Мама что есть силы хлопает дверью балкона.
Папа, низко опустив голову, смотрит вниз.
— Мне так жаль, что тебе приходится это слышать, — тихо говорит он.
— Пап, я верю, что у тебя украли деньги.
— Правда?
— Правда.
— Главное, я в задний карман положил и иду за овощами.
— Не объясняй. Я верю. Почему мама не верит, пап?
— Мама… Мама… очень сложная женщина, Оля. Она всегда недовольна и разговаривает всегда так.
— А зачем ты терпишь?
— Я люблю ее. И тебя люблю. И…
Папа замолчал. Я знаю, что он хотел сказать. Он хотел сказать, что Диму, моего родного брата, он тоже любит.
Но три года назад Дима пропал без вести. Мама рассказала мне на прошлой неделе. Я не плакала. Я не поняла, что это значит. Поняла только, что мне ни с кем не придется делить комнату и что Димы дома нет, но он не умер, а значит, вернется. Надо просто подождать.
Я умею ждать. Я делаю это лучше всего на свете. У меня тринадцатилетний стаж ожидания.
Я дышу дымом от папиной сигареты и нахожу этот запах приятным.