И я укуталась в плед от октябрьской прохлады, удивляясь тому, как я вообще могла мечтать о кондиционере.
Я писала:
«Иногда мне хочется, чтобы наши обстоятельства сложились иначе, и я бы смогла повидаться с тобой во время свиданий и сказать тебе все эти вещи вслух. Конечно, тогда появились бы свидетели. Мы бы не смогли сказать все те вещи, которые можем выразить тут. Но разрешается ли вам касаться посетителей в Казинсе? Держать их за руки? Могу поспорить, от одного только соприкосновения нашей обуви у меня перехватит дух. Так и происходило еженедельно, хотя мне и не хотелось давать пищу для размышлений людям в почтовом отделении. Одному богу известно, что со мной станет, если я на самом деле возьму тебя за руку…»
Он говорил мне:
«Иногда я люблю представлять — только ты и я на большом мягком диване. Я с краю, а ты между моих ног, на моих коленях. Я чувствую твои волосы на своих щеках, пока мы, возможно, смотрим фильм, и я чувствую аромат твоей кожи. Такое твое присутствие свело бы меня с ума. Я бы стал твердым, я знаю, это было бы так идеально, просто быть с тобой, мне бы было все равно. Хотя, возможно, тебе бы нравилось это, заводить меня. Возможно, ты бы взяла мою руку и направила ее, куда бы пожелала. Я мог бы прикасаться к тебе между ног, просто сидя так вместе, чувствовать, как ты становишься мокрой и горячей, и самому становится еще более твердым. После я доведу тебя до оргазма, положу тебя на этот диван голую и возьму то, что мне нужно…»
Он жаждал самых опьяняющих разнообразных вещей — самых романтичных, ласковых отношений — даже домашних — преследуемый более суровыми поступками. Всегда мое удовольствие было в приоритете, а его было заслуженно. Его потребности всегда казались более физическими и агрессивными, чем мои. Совсем не раздражающие. Наоборот. Но это старое мужское — женское, грубое — нежное противопоставление. После большой порции расслабляющего бокала вина, я написала, чтобы разрушить этот миф.
«Эрик», — писала я.
«Я обожаю твое последнее письмо. Я обожаю все твои письма. Обожаю слышать все, что тебе есть сказать, и все, что ты хочешь сделать. Я надеюсь, ты знаешь, что заводишь меня, когда говоришь о сексе — о сексе, которого ты хочешь после того, как доставишь мне удовольствие. Иногда мне хочется намного большего, чем просто нежности, о которой ты мне говоришь. Если мы когда-нибудь будем вместе, после твоего освобождения…»
При этом мое сердце сжалось. Ребенок внутри меня взял спичечный коробок и пригвоздил свой взгляд к двери, боясь быть пойманным. Руки чесались в нетерпении, натворить пакостей.