вообще детские книжки пишет и, как мне рассказывали, преотличные – от ребят с суровым нравом, вроде него, такого обычно не ждут.
– Детские книжки? – Зачем-то переспросил я. Лишь бы не молчать.
Она только плечами передернула – дескать, не отвлекайся на пустяки. И продолжила.
– Проблемы начинаются, когда ветрам приходит блажь собраться вместе. Естественное желание: каждому хочется время от времени отдохнуть среди своих. А на отдыхе ветры предпочитают выглядеть как люди – и не потому что человеческое тело так уж совершенно, вовсе нет, просто им кажется, что оно идеально подходит для праздости, и, пожалуй, ни для чего другого.
На этом месте я почувствовал себя без пяти минут пророком, которому вот прямо сейчас открывают величайшую тайну человеческого бытия. Проповедовать ее будет легко и приятно, и ведь ни одна зараза не решится возразить, совершенно очевидно, что мы созданы исключительно для праздности, просто слишком долго жили в прискорбном заблуждении, будто не имеем права подолгу ей предаваться. Но победить этот предрассудок будет гораздо проще, чем любой другой.
Впрочем, вслух я все это говорить не стал – невежливо перебивать даму, особенно когда она рассказывает такие замечательные вещи.
– Место для общих собраний искали долго, – говорила она. – И наконец выбрали Чивитанову. Здесь, как вы уже могли заметить, совершенно безветренно – уверяю вас, не только сегодня, а почти всегда. Неудивительно, что никто из ветров не знал об этом городке. Пришлось им подсказать.
– Все равно не понимаю, почему именно Чивитанова, – сказал я, воспользовавшись паузой. – Что здесь такого особенного?
– Ничего, – улыбнулась зеленоглазая женщина. – В том-то и дело, что абсолютно ничего. Я уже говорила, что все дело в равновесии. Если требуется найти город, где можно без особых опасений совершить великое множество чудес одновременно, это должно быть очень заурядное место. Скучное и унылое. Такое, куда чужаки приезжают только случайно, из экономии или сдуру и никогда не возвращаются, по крайней мере, не по зову сердца. Да и местные жители чуть ли не с детства прикидывают, куда бы удрать, а те, кто остается дома, не столько живут, сколько доживают свой век – даже двадцатилетние. И чтобы никакого прекрасного прошлого, ни богатой событиями истории, ни даже смутных легенд – вообще ничего в таком роде. В городе, где с момента основания не произошло ни единого, самого завалящего чуда, можно творить что угодно, это все равно что поливать пустыню, миг – и не осталось ни следа. И равновесие здесь наверняка сохранится, а если даже нет, это пойдет всем только на пользу – хуже-то, в любом случае, уже некуда.