А если довериться инстинктам, чутье безошибочно приведет тебя в старый город. В организм среднестатистического взрослого горожанина встроен компас, который в любом незнакомом городе безошибочно указывает на центр; другое дело, что ориентироваться по этому компасу удается только если тебе все равно, куда идти. Цель сияет так ярко, что не видно ведущий к ней путь, а когда цели нет, путь – как на ладони. Это только на словах простое правило, а на деле хрен ты им воспользуешься на практике, разве только в пять тридцать утра, когда никакой цели быть не может, даже теоретически.
Меня, во всяком случае, инстинкт привел на улицу Краковское Предместье, и я обрадовался, как будто старого друга встретил – Краков, в отличие от Варшавы, я неплохо знаю и очень люблю.
Бессонница – превосходная штука, если отрешиться от телесных неурядиц и сосредоточиться на дивным образом преобразившейся реальности. Когда голова превращается в колокол, уличный шум разноцветными кляксами хлюпает в ушах, а глаза звенят от солнечного света, это не только мучительно, но и чертовски познавательно. Не так уж часто удается видеть сны наяву, грех не воспользоваться моментом. В таких случаях важно идти, не останавливаясь, но и не ускоряя шаг, избегать резких движений, но и полной неподвижности не допускать – если, к примеру, сесть на лавку, можно заснуть окончательно и бесповоротно, а потом столь же окончательно и бесповоротно проснуться, и какой тогда смысл.
Я неторопливо шел по Краковскому Предместью, пока не вышел на Замковую площадь. И увидел разноцветных медведей.
Нет, не цирковых. Искуственных медведей всех цветов радуги, в натуральную величину, в одинаковых позах – на задних лапах, передние воздеты к небу. У одного на животе была нарисована обезьяна, а на заднице – лев, другой был обклеен искусственной зеленой травой и обсажен деревянными птицами, у третьего на груди разместились Смерть с косой, сердце и домик, четвертого неведомый художник нарядил в узбекский халат, пятый был нелепым подобием Статуи Свободы – каждый в отдельности был бы просто забавен, но все вместе на пустой Замковой площади в начале седьмого утра они производили неизгладимое впечатление. Мне спросонок сперва показалось, их там тысячи, этих чертовых медведей; на самом-то деле меньше полутора сотен. Но все равно достаточно, чтобы окружить площадь несколькими полукольцами. В центре этих рваных хороводов красовался, надо думать, их предводитель – серебряный медведь с портретом Эйнштейна на боку. По крайней мере, он единственный не стоял на задних лапах, а пребывал в естественном положении, на всех четырех – выгодная позиция.