Казалось, отец напрягся настолько, что готов был лопнуть. Только сейчас Рудольфо заметил, как король состарился. Почему он раньше не замечал, насколько сильно состарился его отец?
– Как ты смеешь?
Но Рудольфо надоел этот неприкосновенный мавзолей, что возвел король Фердинанд вокруг Филиппа. А еще ему надоели игры, в которые продолжали играть его престарелые родители, до сих пор не сумевшие простить себе потерю сына.
Рудольфо не хотел больше играть вместе с ними. Он не хотел больше жить по их правилам. Куда лучше он чувствовал себя в компании с Валентиной. Пусть он и попался в ее паутину лжи, но с ней он был действительно живым. С ней все было по-настоящему, а не напоказ.
А дальше принц сказал слова, с которыми припозднился лет на двадцать.
– У тебя нет других вариантов, кроме меня. – Он встал с кресла и, не отводя взгляда от глаз отца, навис над столом. – Нравится тебе это или нет, но я до сих пор жив. Много лет назад ты потерял одного сына, а не двух. Но, по-моему, ты предпочел до конца дней вести себя так, будто лишился обоих наследников.
По лицу короля было сложно понять, какие именно чувства он испытывал в эту минуту. Недоумение? Злоба? Может быть, шок? Он так долго не моргал, что Рудольфо засомневался, не окаменел ли его отец. Не стал ли частью возведенного им мавзолея?
Зато принц точно знал, что не будет его частью. Теперь точно нет. Ему надоела ложь и эти нелепые игрища. Он устал платить за грехи, которых не совершал.
Учтиво кивнув головой, он повернулся и пошагал к выходу. Уже потянувшись к ручке двери, Рудольфо услышал позади голос короля.
– Я просто по нему скучаю, – сдавленно сказал отец, подавляя плач.
Рудольфо не обернулся. Он знал, что это лишь смутит их обоих.
– Я знаю, папа. – Он не помнил, когда последний раз называл так короля Фердинанда. Если называл хоть когда-нибудь. Разве что в детстве. Но сейчас принц не мог обратиться к отцу по-другому. – Потому что мне тоже его не хватает.
* * *
Всю неделю после столь нервной поездки в Рим Натали пыталась дозвониться до Валентины. Это граничило с домогательством и помешательством одновременно. С первым – потому что даже маньяки так настойчиво не добиваются предмета своих вожделений. С вторым – потому что она набирала свой собственный номер. Телефон всегда был включен, но после десятка гудков каждый раз включалась голосовая почта. И это не оставляло Натали выбора. Она была вынуждена и дальше играть роль Валентины.
А это включало в себя бесконечные благотворительные вечера. А значит, миллиард чаепитий с дамами из того или другого благотворительного общества и грустные посещения больниц для нездоровых детей. К этому добавлялись обязательные речи, в которых нужно не ударить в грязь лицом и одновременно никого не обидеть. А еще ужины с королем Джоффри – каждый вечер, один за другим, как нудная, повторяющаяся репетиция будущей жизни в роли королевы Тисселийской.