У двери своей каюты он остановился и набрал в грудь побольше воздуха. Потом повернул ручку, открыл дверь и вошел.
Набрать побольше воздуха было мудрым решением. От того, что предстало его взору, у него перехватило дух. Эдвина полулежала на кровати, опираясь на подушки. Малиновое шелковое одеяло и белоснежные простыни скромно прикрывали ее наготу; он видел лишь ее обнаженные плечи. Горели неяркие ночники; их мягкий свет придавал ее коже жемчужное сияние. Она распустила волосы, они спадали ей на плечи каскадом волнистых кудрей, обрамляли ее лицо и укрывали предплечья, скрывая кожу, чья атласная нежность была ему так хорошо знакома.
Тут Деклан осознал, что Эдвина – его награда, его приз за то, что он избрал ту дорогу, которая привела сюда их обоих. Он мог наслаждаться, упиваться ею. Она, ее тело – это подарок, врученный ему доверчиво, сознательно и страстно.
Эдвина читала какую-то тонкую книжку, но подняла на него взгляд тут же, как он вошел. Она с улыбкой осмотрела его с ног до головы.
Ее улыбка манила, притягивала.
Она не спеша закрыла книгу и поставила ее на полку в изголовье кровати.
С трудом переведя дыхание, Деклан снова глубоко вздохнул и закрыл за собой дверь. Не сводя с жены взгляда, он медленно подошел к постели; его влекла сила, которой он не мог противостоять.
Правда, он и не пытался.
Деклан мог думать только о том, что ждет его под одеялом – нежная кожа, не спрятанная под одеждой, упругие изгибы, гибкие ноги и руки. Роскошное тело, которое скоро воспламенится от его ласк, загорится и обожжет его.
Он остановился у постели, снял сюртук и швырнул его к сундуку – теперь он аккуратно стоял в изножье его кровати.
Деклан заметил алчный блеск в ее глазах – невероятно синих в тусклом свете ночника – и замедлил свои движения. Он не спеша расстегнул серебряные пуговицы жилета. Жилет полетел вслед за сюртуком. Затем, так же неспешно, он снял и рубашку, радуясь нетерпению Эдвины.
Чем дольше он затягивал свое представление, тем больше суживались ее глаза.
В тот момент, когда он отбросил в сторону брюки, она потянулась к нему, поймала его за руку и сильно дернула, укладывая в постель.
К себе.
Деклан не ожидал, что она окажется такой сильной. В ней говорил голод. В ней говорило желание.
Не успел он даже перевести дыхание, как она обхватила ладонями его лицо и осыпала его поцелуями. С таким возбуждением, с таким истовым, первозданным желанием, что его невозможно было бы подделать, и ему невозможно было противостоять.
Он откликнулся на ее зов и поцеловал в ответ, овладевая ею, а потом выпустил на свободу свое желание, позволил страсти завладеть собой – и так же поступила она.