Помнится, бабушка всё время отвлекала Таню странными и непонятными речами:
«Вот помру, и некому будет за тобой присмотреть», - говорила она.
«Вот ещё!» - сонно возражала Таня, не придавая значения словам бабушки. С чего бы это ей помирать?!
«Мать у тебя всё в бегах, всё в бегах - и часа дома не посидит».
«Она ведь у нас теперь судья, сама знаешь, - досадливо бормотала Таня, вот-вот было разглядевшая над угольками туманную картину. Бабушка опять её спугнула. - Не мешай, пожалуйста, мне решать задачу».
«Отца-молодца и след простыл, - пообождав немного, снова заговорила бабушка. - Как ты без меня будешь - ума не приложу».
Снова помеха. То вот вырос над углями целый большой город с вечерними мерцающими огнями, с извилистой тёмной рекой, а то и нет ничего. Кучка дотлевающих углей - и только.
«Бабушка, не мешай же мне решать задачу!»
«Не буду, не буду, Танюша. Много ещё этих задач у тебя будет в жизни. Ох, как много…»
А часом позже она умерла. Вдруг села на кровать, неловко привалилась плечом к стене и закрыла глаза. Заснула? Нет. Уж больно тихо стало в комнате.
Всю Танину жизнь бабушка дышала где-то совсем рядом, и где-то совсем рядом слышался её голос. А тут всё стихло, оборвалось.
Такого одиночества Таня не смогла выдержать. Она вскрикнула и выбежала на улицу.
Пришли соседи, кто-то сбегал за матерью.
На другой день бабушку хоронили. Тане запомнился этот день, зимний, снежный, чуть-чуть уже пахнущий весной. Никогда прежде не бывала Таня на кладбище зимой. Летом - другое дело: летом она частенько забегала сюда с ребятами. Здесь было интересно, было много цветов и росли самые большие в городе берёзы. И летом здесь было обыкновенно - много людей, иногда играла музыка. Как в городском парке. Но зимой, в этот снежный, безморозный день, всё здесь показалось Тане необычным. Могилы почти скрылись под снегом, кресты на них были как домики под снежной шапкой, как избушки на курьих ножках из сказок. И узенькие тропинки едва виднелись между деревьями, странно вдруг обрываясь у какого-нибудь снежного бугра. Берёзы за снегом не белели, а чернели. И было так тихо и так грустно, что звонким казался снежный скрип под ногами и больно было вслушиваться в собственный голос. Наверное, поэтому, все, кто провожал бабушку, почти не разговаривали между собой, а если говорили, то шёпотом.
К могиле шли гуськом, оскальзываясь, забредая по колени в снег. И каждый шёл, как за белым забором, отгороженный от других косо падающими крупными снежинка ми. Белое и чёрное, тихое и звонкое, глубокая зима и запах весны - вот что осталось у Тани от этого дня.