Черепанов нагнал его и тоже остановился на вершине •бугра, чтобы отдышаться.
- А вон и Таня твоя, - сказал он обрадованно. - Сейчас подбежит и начнёт спрашивать про что-нибудь самое важное. У неё теперь всё - самое важное. Вглядывается в жизнь. Начинает разбираться. А человечек она зоркий, пытливый.
Николай Андреевич слушал Черепанова с тяжким сердцем. Он-то знал, что Таня сейчас не подбежит к старику с ясным лицом, не заговорит с ним звонко-радостным голосом.
- Дмитрий Иванович, - желая предупредить его, осторожно заговорил Николай Андреевич. - Что это там у вас вышло с ребятами? Вы стреляли в них, что ли? Таня очень огорчилась, узнав об этом. Очень. Пожалуй, она…
Николай Андреевич не договорил, испугавшись горестно вскинутого к нему лица старика.
- Узнала? - шепнул тот. - Я и сам закаился… Узнала?.. Ну как ей объяснить, что это я не подумавши, что это я по привычке, что ли? Пальнул, а уж потом и всё вспомнил, что незачем, что не жаль. Вспомнил, что старый, что помру скоро, что не для кого и беречь. Ну как ей объяснить? - Старик мучился и горевал так, что тяжко было смотреть на него. Неожиданным это было всё в нём, новым.
- Пойдёмте, - решительно сказал Николай Андреевич, беря его под руку. - Как-нибудь помирю вас.
Они начали спускаться с бугра, и тут Таня и Саша увидели их. Таня вскочила и заметалась, не зная, как ей быть. К дому шёл отец, и надо было бежать ему навстречу. Но рядом с ним шёл Черепанов, с которым она не могла сейчас встретиться. Что делать?! А они всё ближе, всё ближе.
Вскочил, заметался и Саша. Рядом с ним, на скамье, прислонённая к изгороди стояла какая-то картина. И вот теперь он принялся лихорадочно укутывать её куском мешковины, обвязывать бечёвкой.
Николай Андреевич и Черепанов подошли к ребятам, и старик устало сел на скамью.
- Не прогоните? - Он наклонился к Саше, шепнул ему: - Успел, наябедничал? А я как раз собирался разыскать тебя, хотел, ну что ли, извиниться перед вами.
Очень трудно дались старику эти слова, и так неожиданны они были для него, что Саша, не веря себе, пере-спросил:
- Извиниться?
Старик молча кивнул и раз и другой. Он смотрел сейчас на Таню, она тоже слышала его слова и тоже одними губами повторила вслед за ним: «Извиниться?» Старик и ей покивал. Он смотрел на неё и всё кивал, и всё кивал ей, а в глазах его светилась такая мука, что Таня вдруг шагнула к нему и, сразу всё простив ему, уткнулась лицом в его брезентовую, так остро, так сладостно пахнущую красками куртку.
- Ну вот и хорошо! - облегчённо вздохнув, сказал Николай Андреевич.