- Музей в школе… - пробормотал Черепанов. - Музей в школе… - Он поискал глазами Таню. - И ты тоже собирала что-то для этого музея?
- Нет, я только собираюсь, - сказала Таня. - Ребята сперва меня не приняли, а теперь вот приняли.
- Приняли?.. Но это не игра, Таня, это не игра. Дело это может выпить все твои силы, всю твою душу.
- Но я не одна, нас много, - сказала девочка. - А потом будет всё больше. А потом, когда мы кончим школу, начнут собирать другие ребята. А потом…
- Не одна… Нас много… - Старик порывисто приподнялся на локтях, широко раскрывшимися глазами поведя вокруг. - Уберите эту ширму! Темно!
Николай Андреевич вскочил, рывком отодвинул ширму в сторону.
Старик сел на постели и принялся оглядываться, задерживая широко раскрытые свои глаза то на одном, то на другом. На картине, где была изображена его дочь в сиреневом саду, взгляд старика остановился надолго.
- Не спросила, не вспомнила, - почти беззвучно шевельнул он губами. - Ты права, права, ты права. - Руки старика подогнулись, он тяжело повалился на спину. Но тотчас снова стал приподниматься. - Завещание! - проговорил он громко, очень явственно выговаривая каждую букву этого тяжкого на звук слова. - Таня, позови свою мать, она юрист, позови её. - Он откинулся на подушку, невнятно повторив: - Позови её.
Таня вопросительно глянула на отца. Он кивнул ей - иди.
Таня повернулась и побежала к дверям. Скриплые ступеньки ни о чём не успели спросить её. Она уже была на улице, уже вбежала в свою калитку, уже распахнула дверь своего дома.
- Мама! - сказала она тихо, но с таким напором в голосе, что Марии Сергеевне показалось, что дочь кричит ей, - Мама, идём, Черепанов зовёт тебя! Он странно-странно дышит… Как бабушка тогда… Идём!
Таня перебежала через дорогу, распахнула дверь черепановского дома, глазами торопя мать. Она пропустила её вперёд и, вдруг оробев, вспомнила, что там, наверху, рядом с Черепановым, сидит её отец. Сейчас они встретятся - мама и он. Вот сейчас, сейчас…
Мария Сергеевна пошла вперёд и уже поднялась на второй этаж, а Таня всё ещё стояла внизу, не решаясь стронуться с места.
Поменьшавший, притихший, жалкий петух подошёл к ней и, как собака, потёрся о её ногу.
- Не бойся, - сказала она ему. - Не бойся.
Она решилась и начала медленно подниматься по лестнице. Так медленно и тихо, что скриплые ступеньки снова ни о чём её не спросили.
Когда Таня вошла в комнату, её поразило, что и отец и мать сидят почти рядом у постели старика. Её поразило безмолвие в этой комнате. Её поразило солнце, которое уже ушло со стены, где белели древние соборы её города, и остановило свои лучи лишь на одной-единственной картине здесь - на девушке в сиреневом саду.