Ночью я проснулся оттого, что меня словно что-то толкнуло в бок. Приподнялся на локте, озираясь по сторонам, и в тусклом свете забранной в сетку и никогда не гаснувшей лампочки я увидел бледное лицо Петровича с заострённым носом. Тут же понял – всё, отмучился. На всякий случай подполз к нему, приложил два пальца к сонной артерии. Нет, уже холодный, ничем не поможешь.
Растолкал народ. Жалко старика, но и спать в одном отсеке с покойником тоже не айс, как говорит молодёжь XXI века.
– Ща решим, – уверенно сказал Федька Клык и крикнул сквозь решётку: – Конвой, дело есть.
– Чиво орёшь?
Появившийся из конца коридора заспанный конвойный Ербол, из киргизов, явно кемарил, а мы тут разбудили его, не дали досмотреть сон о родном кишлаке.
– Чиво-чиво… Человек помер.
По такому случаю был поднят на ноги начальник конвоя, который учинил настоящее следствие. Однако, не усмотрев в смерти Петровича ничего криминального, велел двум зэкам взять покойника за руки и за ноги, оттащить в холодный тамбур и накрыть простынёй. Мол, полежит там до прибытия в Пинюг. Небольшое поселение Пинюг – конечная станция железнодорожного маршрута. Дальше пути ещё не прокладывали. Эх, ну и попал я, каменный век какой-то.
А Федька Клык тем временем устроил шмон в личных вещах Петровича. Впрочем, поживиться там особо было нечем, единственную ценность представлял мешочек махорки. А я ведь и не знал, что Петрович курит, при мне он даже не доставал кисет, тем более куда ему курить-то с его лёгкими… Или это тоже вместо «валюты», как у меня папиросы? Ну теперь уж эта махорка ему точно не пригодится, а Клыку радость, ни с кем делиться не собирается. Можно было бы, конечно, потребовать разделить на всех, да что там делить-то – по щепотке на брата?
В Пинюге тело кладём прямо на перроне вокзала, где из всех административных зданий – скромная деревянная будка. Слышу, как принимающая сторона в лице хмурого сотрудника НКВД с майорскими петличками говорит начальнику нашего конвоя:
– Ладно, с покойником что-нибудь придумаем. Давай пока список, устроим перекличку.
Мы мёрзнем в своих лёгких бушлатиках, не предназначенных для такой погоды – на улице никак не меньше двадцати градусов мороза с лёгким ветерком, от которого моя щетина вокруг рта тут же покрывается ледяной изморозью. Хорошо хоть, кепка на голове имеется, у кого-то и того нет. Но даже поплясать на месте нельзя, приходится стоять по стойке смирно. У-у, садисты…
Меченым, как мне шепнул стоявший рядом Федька Клык, оказывается довольно неприятный на вид тип по фамилии Козьев. Вмятый в плоское лицо нос, глубоко посаженные, шарящие по сторонам маленькие глазки, кусочек левого уха отсутствует, белеющая нитка шрама на небритом подбородке, да ещё левая же щека чем-то обожжена, отсюда, наверное, и погоняло. Такой физиономией только детей пугать.