Рядом стоят три автозака. Опытный Клык шепчет, что в машинах так и поедем до Чибью[23] по наезженному зимнику, а это порядка пятисот километров.
– Сейчас река встала, лёд, а то бы на пароходе плыли, – добавляет Федька.
– Мы ж концы отдадим в этих автозаках.
– Не ссы, думаю, там буржуйки стоят. Сами же конвойные не дураки себе жопы морозить…
Перекличка закончена. Все на месте, включая покойного Петровича, которого майор спихивает на начальника станции, приземистого мужика в унтах, овчинном тулупе и, несмотря на мороз, фуражке на голове. Тот, выслушивая указания, обречённо кивает и козыряет. Затем подзывает двух пришедших с ним путейцев и показывает на завёрнутое в мешковину тело. Те хватают покойного за руки, перекладывают на санки и увозят куда-то за деревянное здание вокзала. Прощай, Петрович, земля тебе пухом!
– Так, граждане уголовники, троцкисты и прочая недобитая шваль, – констатирует майор, – слушаем меня внимательно, два раза повторять не буду. Сейчас перемещаемся в автозаки, ведём себя смирно, услышу какой шум не по делу – выведу весь автозак на мороз, раздену до подштанников и заставлю бежать за машиной на своих двоих до самого лагеря. Вопросы есть?
Вопросов ни у кого нет. Видно было, что начальник конвоя не большой любитель шутить. Майор дал команду, и новые конвойные – такие же разномастные, как и прежние, – принялись по одному загонять нас в автозаки. Которые, на наше счастье, и в самом деле отапливались буржуйками, и то больше создававшими иллюзию тепла. Наш этап – около полусотни человек, так что мы более-менее комфортно разместились по трём автозакам, если тряскую езду в холодной клетке вообще можно называть комфортной. Я по-прежнему держался с одесситами, хотя к нам затесались двое столичных. По виду – чистые политические, на уголовников совершенно не смахивали, вели себя смирно, тихо зажавшись в углу.
Получив каждый сухпаёк на два дня пути, тут же принимаемся грызть чуть подсоленные сухари. Я своё сало ещё в дороге схомячил, правда не один. Посчитал, что буду выглядеть как буржуй-единоличник, тем более что и другие, у кого что было, честно выставляли на общий стол. Нам этого шматка хватило один раз похавать всем пятнадцати зэкам, включая чушка Витю, которого я пожалел.
Со скуки кто-то затянул «Чёрного ворона». Остальные подхватили. Правда, когда хор стал слишком громким, приоткрылось окошко, в котором показалась физиономия конвойного.
– Хорош орать, черти, покемарить не даёте.
Замолчали. Кто-то по примеру конвоира тоже решил прикорнуть, насколько это было возможно в сидячем положении. А меня потянуло на блатную лирику, и я вполголоса начал петь «Гоп-стоп» из репертуара раннего Розенбаума. Народу понравилось, попросили исполнить ещё. В общем, развлекали себя, как могли.