– Никшни, Жиган! – осадил его Стальной и, уже обращаясь ко мне, сказал: – Надо же, сумел собрать этих никчёмных упырей… Надеешься, они спасут твою гнилую шкуру? Да они разбегутся, едва только увидят, как твои кишки вываливаются на снег.
Надо сказать, я отнюдь не был уверен, что мои нечаянные помощники и впрямь не дадут драпака при виде грозящей им смертельной опасности. Однако меня вдохновил решительный вид Олега и ещё нескольких союзников, среди которых, к своему огромному удивлению, я приметил даже Ройзмана, жавшего мне утром руку. А рядом с ним совсем молодой парень, не иначе тот самый Петя, с виду совершеннейший доходяга. Как там у поэта… «Юноша бледный со взором горящим». Левая кисть забинтована, видно, на ней Туз и сломал ему пальцы. Жаль будет, если погибнет во цвете лет. С другой стороны, лучше сгинуть в бою, чем на торфоразработках, или, тем паче, быть замученным урками.
– Хочешь выпустить мне кишки? Что ж, попробуй, – хмыкнул я, надевая на пальцы левой руки заледеневший кастет.
Несколько секунд прошли в молчании и обмене взглядами, и вдруг, заорав так, что у меня чуть не заложило уши, с отчаянным воплем «Сдохни, сука!» и выпученными глазами Стальной прыгнул вперёд. Лезвие топора просвистело в сантиметре от моего уха, не уклонись я вовремя – быть мне как минимум одноухим. Это в лучшем случае, в худшем – Стальной разворотил бы мне череп. Большая удача, что удар был косым и лезвие, минуя ухо, не вошло в моё плечо.
Ответить я не успел – соперник быстро отпрянул и снова ринулся на меня. В этот раз я просчитал его действия на шаг вперёд. Новый уклон, взмах «мачете», а в следующее мгновение отсечённая кисть Стального с зажатым в ней топорищем валится мне под ноги, а из обрубка брызжет кровь, окропляя красным утоптанный снег. Великан, басовито воя, словно смертельно раненный медведь, безуспешно пытается остановить кровотечение, зажав обрубок пальцами левой руки.
«Мочи сук!» – разнеслось в стылом воздухе. Толпа урок тёмной волной понеслась вперёд, а навстречу ей – такая же тёмная волна с криком: «Бей блатных!» Мы со Стальным посередине, где через секунду схлестнутся две небольшие армии, и я понимаю, что без трупов не обойдётся, а потому уж мне-то миндальничать не пристало. Я не допущу повторения прошлого раза, когда оставил Туза и его подельников в живых. Лезвие моего тесака вспарывает живот вопящего Стального, и, как он и обещал, внутренности вываливаются на снег. Только не мои, а его. Хорошая сталь у моего тесачка, спасибо Семочко, уважил так уважил.
Смотреть, как этот лагерный Голиаф корчится в предсмертных судорогах, было недосуг. На меня уже нёсся сам Туз, бежал молча, поскольку орать с забинтованной челюстью весьма затруднительно, только пар из ноздрей вырывался, как у хорошего скакуна. В руках он сжимал деревянный кол, но остриё его вроде обито жестью. Тоже мне Челубей доморощенный!