Смотрим, а дяденька наш в снегу лежит и плачет. Тихонечко так всхлипывает. Мы перепугались.
– Чего вы? – нагнулся к нему Вовка. – Ушиблись?
Молчит. Всхлипывает.
Вовка его кувшин поднял. А тот, оказывается, и не пролился вовсе. Хорошо закрыт был.
– Смотрите, – говорит Вовка, – у вас и кувшин с водой. Всё в порядке. В очереди больше стоять не надо.
Дяденька посмотрел на Вовку и еле слышно:
– Не встать мне, – говорит. – Конец…
– Как это не встать? – насупился Вовка. – Мы поможем.
Я взял дяденьку за руку, Вовка за воротник шубы. Не поднимается.
Те, кто с водой уже, тоже нам помогать стали. Всё равно никак не получается. Тяжело. А люди все слабые.
– Погодите, я сейчас, – говорит тётенька в тулупе. Поставила она ведро и прямо по льду – к тральщику. Тральщик уже целый месяц стоял приткнувшись к стенке. Тётенька покричала-покричала – моряк вышел. Потом ещё другого позвал.
Тётенька к нам назад по льду потопала. А моряки – по набережной.
– Эй! – кричат. – Держи конец!
На меня сверху верёвка – хлоп!
– Привязывай, – кричит, – к санкам.
Тётенька их верёвку к нашей привязала. Положила санки набок. Прямо к дяденькиной спине.
– Давай! – говорит.
Все навалились и перевернули дяденьку на санки.
Так и вытащили.
Моряки сверху тянули, а мы снизу подталкивали.
Домой пришли, когда уже начало темнеть. Вовка всю дорогу молчал, а потом говорит:
– Вот что значит военная смекалка! Верёвку нам длинную надо. Понял?
С длинной верёвкой здорово получаться стало. Вдвое быстрее дело пошло.
Наберём воды, поставим санки внизу, а сами – на гору. Раз, два – и там. А потом за верёвку потянем -и санки наверху.
По два раза в день успевали на Неву сходить. Много нам надо было воды. Мне домой. Вовке домой. Ещё этому дяденьке. Он художником оказался. Дома у него такие картины! Во всю стену.
Потом ещё тёте Вере Смычковой по две кружки давали. Профессору Колловскому. Дяде Никифору. Бабушке Пыпиной. Ананьевым.
На всю лестницу.
У них ребят-то нет. Кто своих на Большую землю отправил, у кого выросли и на фронт ушли…
А воду всем надо.
Потому что без воды – ни туды и ни сюды.
С Васильевского острова, с завода "Металлист"
– Есть кто тут живой? – прогудел в коридоре голос дяди Никифора.
– Есть! – закричал я.
Но дядя Никифор, наверное, меня не услышал.
Потому что я лежал под "наполеоном".
До войны такие пирожные были: слой печенья – слой варенья, слой печенья – слой варенья. Бабушка говорила, что изобрёл их сам Наполеон, потому так и назвали.
У меня, конечно, никаких пирожных не было. Это мама другого "наполеона" придумала.
Утром она поднималась рано. Увидит, что я тоже глаза открыл, и шепчет: