(Замечу для джентльменов, никогда не имевших оказии убедиться в этом лично: ползти на четвереньках в платье – занятие крайне огорчительное, гарантированно вызывающее у ползущего чувство убийственного раздражения. Но встать во весь рост не позволяла высота свода, а испытывать поврежденную лодыжку, передвигаясь на корточках, мне пока что не хотелось.)
Подобравшись поближе, я обнаружила на полу пару ящиков. Проведя рукой по крышке одного из них, я со смесью ужаса и скептического веселья осознала, что нашла.
Штаулерские контрабандисты, как я уже говорила, часто используют пещеры в своем ремесле.
Впрочем, ящики оказались пустыми, и уверенности в этом заключении у меня не было. Хотя оно казалось вполне вероятным: ящики были придвинуты к стене, совсем недалеко от входа, словно их оставили здесь ненадолго. Схрон же, если он действительно был здесь, несомненно, должен был находиться глубже, в темноте.
Но я не собиралась искать его. Мне и так вряд ли удалось бы замести следы своего падения. Конечно, маскировку мог бы нарушить олень или медведь, но тогда где же зверь? Вдобавок, чтобы выбраться из пещеры без воплей о помощи, мне пришлось подтащить к проему один из ящиков и забраться на него – чего медведь, конечно, не сделал бы. Чтобы не оставлять следов, пришлось бы звать лорда Хилфорда, а у него неизбежно возникло бы много вопросов. Он мог даже счесть своим долгом послать весточку местному боярину, и тогда началась бы страшная кутерьма, чего мне совершенно не хотелось.
Неожиданный инцидент вскружил мне голову, а в замешательстве некоторые поступки кажутся более разумными, чем должны бы. В твердом убеждении, что поступаю вполне разумно, я подтащила один из пустых ящиков к дыре и подобрала оброненный при падении блокнот. Внезапная мысль заставила сунуть руку в карман; к счастью, огневик оказался на месте.
Затем я взяла карандаш и быстро написала по-айвершски: «Прошу простить мое вторжение. Все вышло случайно, и я никому ничего не скажу».
Подписываться я не стала, рассудив, что женского почерка будет довольно, чтобы узнать автора – а если нет, какой смысл помогать Хацкелю и его людям прийти к верному заключению? Прижав записку крышкой ящика так, что большая ее часть осталась на виду, я взяла блокнот в зубы и, охваченная недобрым предчувствием, встала на ноги.
Лодыжка была не рада такому решению, но, несмотря на жалобы, выдержала. Хуже всего пришлось, когда я, вставая на ящик, опиралась всем весом на поврежденную ногу дольше, чем хотелось бы. Но вот мои голова и плечи вновь оказались на вольном воздухе, а уж там я сумела выбраться наверх.