Говорил он негромко, но все же недостаточно тихо. Крестьяне зароптали, но их напряженный ропот заглушил отчаянный вопль Астимира:
– Жагрит Мат!
Судя по лицам ширландских джентльменов, им это ни о чем не говорило. Но выштранцы забормотали молитвы и опустили ружья, словно больше не надеялись на них.
Я понимала, что мой вопрос им не понравится, но выбора не было.
– Что это такое? Или кто такой этот Жагрит Мат?
Все тут же подняли раскрытые ладони, защищаясь от зла. Никто не ответил, но Астимир кинулся вперед и вцепился в ночную рубашку человека, державшегося в задних рядах. Только теперь я узнала в том местного священника.
– Каюсь, каюсь! – залопотал Астимир, падая на колени. – Нельзя был вести их туда! Я думал, это просто сказки, чтобы отвадить детишек от этих руин! Я же бывал там и раньше! И никогда ничего не случалось!
Руины… Я вспомнила толпу, встретившую нас по возвращении в Друштанев, трещотки и молитвы. Злые духи или еще что-то в этом роде… В то время я сочла это вздорными местными суевериями. Но теперь…
Вдруг Астимир, не поднимаясь с колен, развернулся и указал на меня.
– Это она! Должно быть, это она что-то сделала! Она уходила куда-то – не знаю куда! Должно быть, она и разбудила его!
Обвинение не заставило забыть о страхе, но вызвало и другое чувство – раздражение.
– Никого я не будила! – резко ответила я. – Что это за существо? Какой-то дракон? У вас и настоящих драконов хватает, к чему выдумывать сверхъестественных?
Однако я прекрасно понимала: горный змей не смог бы оставить в траве выжженных следов. Их экстраординарное дуновение несет в себе мелкие частицы льда, а не огонь, а уж огненных лап нет и у ахиатского пустынного дракона.
– Он не… – начал было Астимир, но пальцы священника стиснули его плечо, и он умолк на полуслове.
– Не стоит говорить об этом здесь и сейчас, – сказал священник, оглядевшись вокруг. Что он имел в виду – ночь, близость следов, вероятность того, что зверь все еще неподалеку, – осталось для меня загадкой, но все вновь подняли раскрытые ладони. – Завтра. Вы придете в молельню – там можно говорить спокойно – и я расскажу вам.
При мысли о посещении этого идолопоклоннического места я окаменела. Не забывайте, я была очень молода, а храмовники были для меня еретиками. Я еще не бывала в тех странах, где сегулизм любого толка не допускает ни малейших отклонений, и разнообразные языческие ритуалы, которым я подвергалась с тех пор, возмутили бы меня до глубины моей девятнадцатилетней души.
Но жажда знаний была сильнее религиозных чувств, каковые, в конце концов, были, скорее, порождением бездумных привычек, чем подлинных убеждений.