Детство на окраине (Воронкова) - страница 30
— Айда, девчонки, черепа глядеть! — крикнул он.
И Соня решилась.
Над разрытой канавой толпились люди. Они молчали или переговаривались вполголоса. Пахло сыростью, землей, кладбищем. Соня крепко держала Лизку за руку: она боялась потеряться в толпе. Лук-Зеленый пролез вперед и протащил за собой девчонок. И тут Соня увидела то, чего страшилась больше всего на свете: прямо перед ней громоздилась куча человеческих черепов и костей.
Соня в ужасе попятилась. Поглядела вдаль — а там, по всей улице, лежали среди черно-рыжей земли такие же страшно белеющие груды…
— Пойдем, пойдем! — зашептала она Лизке и изо всех сил потянула ее за руку.
Девочки выбрались из толпы и припустились домой.
— Ой, мама, мама! — закричала Соня, вбегая в квартиру. — Ой, на улице покойники! Мертвецы!
— А ты зачем туда бегала? — сердито сказала мама. — Без вас нигде не обойдется?! Сиди дома и не смей никуда ходить!
— Это она что — кости смотреть бегала? — спросила из своей комнаты Анна Ивановна. — Ишь, нашли антирес! Я даже окно закрыла — ужасти пахнет как!
Соня не знала, куда ей деться. В куклы играть не хотелось. Во двор ходить мама не велела. Да и во дворе, если раскопать, значит, тоже покойники? Люди ходят по двору, бегают, играют, а у них под ногами — кости, скелеты, черепа… Ой!
Соня послонялась по квартире, посмотрела, как Анна Ивановна клеит свои листики, и отправилась навестить художника. Никита Гаврилович, больной, печальный, стоял перед мольбертом, будто нахохлившаяся птица.
Соня прокралась к нему в комнату и стала смотреть, как он пишет картину, как тонкие длинные кисти касаются холста. Засмотрелась и на самую картину. Вернее, она не на картину смотрела, а в картину, в ее глубину. Она видела там тихий вечер, оранжевый закат над потемневшим лесом. Вдали белела хатка с красными цветами под окнами. Какие-то две фигуры сидели у плетня. По дорожке от хатки шел старик с палочкой. А ближе — река. На берегу зеленая трава и всякие цветы. По этой траве ходят коровы, пасутся… Одна — темно-рыжая с белой грудью, другая — белая с рыжими пятнами и большими рогами…
— Дочка! — тихонько, с радостным удивлением сказала Соня.
Художник чуть покосился на нее, но ничего не ответил. А Соня все глядела и глядела в картину. Как бы хорошо побегать по этой траве, нарвать цветов, походить по воде у бережка!..
Может быть, Никите Гавриловичу показалось, что Соне скучно сидеть и молчать около него, может, ему хотелось остаться одному и спровадить Соню, но он взял со стола тетрадку из толстой бумаги и толстый черный карандаш и дал Соне: