— Лизка! Эй, Лизка! Иди-ко домой — там отец мамку бьет!
Веселье исчезло, будто его унесло ветром. Лизка бросилась домой. Побежал и Лук-Зеленый. Он будто сразу осунулся. Хозяева пришли, а дом настежь и нет никого! Зададут ему теперь деру…
За Лизкой и Луком побежали и все ребятишки — смотреть, как сапожник бьет свою жену.
На улице, перед распахнутой дверью Лизкиной квартиры, толпилась кучка народу. Стояли мужчины в шлепанцах на босу ногу, без пиджаков… Стояли женщины в поспешно накинутых на голову платках и шалях… Кто выскочил на улицу, бросив ужин, кто встал с постели… Как же пропустить такое развлечение?
Все молча, с любопытством смотрели на драку. Никто не вмешивался. А сапожник, пьяный, растрепанный, черный, страшный, что-то хрипло кричал, ругался и выпихивал жену из квартиры на улицу. Она сопротивлялась, хваталась за косяк; ей хотелось спрятаться от людей, забиться куда-нибудь в угол, чтобы ее не видели. Но сапожник хватал ее за длинные растрепавшиеся волосы и тащил на улицу, а она кричала и плакала…
Лизка прорвалась сквозь толпу, вцепилась ногтями в отцову руку и тоже стала кричать своим хриплым голосом:
— Пусти! Пусти! Не трогай!
Соня, дрожа, смотрела на них. Было так страшно, что хотелось не то визжать, не то плакать.
Во втором этаже у всех жильцов открылись окна. Жильцы высунулись из окон и смотрели вниз. Уличный фонарь висел как раз над воротами и освещал лиловатым светом эту страшную сцену.
Выглянула в окно и Сонина мама.
— Иван, Иван! — тут же закричала она отцу. — Пойди туда! Он убьет ее!
Через минуту прибежал Сонин отец. Сильный, широкоплечий, он растолкал народ и схватил сапожника за руку.
— Ну, будет, будет тебе… — сказал он спокойно. — Эко ты развоевалси!
Вслед за ним прибежала и Сонина мама — она из окна увидела Соню в толпе.
— А ты что тут стоишь? Тебе что тут интересного? Марш домой!
В субботний вечер по всей Москве звонили церковные колокола. Звон этот заполнял тихие улицы и переулки. Старухи, заслышав звон, крестились. Крестился и Кузьмич, собираясь в церковь. Он никогда не пропускал церковной службы — все боялся, что бог накажет, если не ходить в церковь.
Иван Михайлович и Дарья Никоновна бывали в церкви лишь на большие праздники. В такой день не пойти было нельзя — тотчас объявят тебя безбожником. А в то время прослыть безбожником — это все равно, что бунтовщиком: тотчас и полиция тобой заинтересуется. Поэтому Дарья Никоновна, словно оправдываясь, объясняла соседям:
«Да когда же нам ходить? Вечером ко всенощной звонят, а мы идем коров убирать. Утром к обедне зовут, а мы опять же в коровник. Праздничков у нас нет, что ж поделаешь! Так всю жизнь и крутимся у коровьих хвостов».