Как все-таки страшно человеку жить на свете!..
Зато дома, во дворе, было по-прежнему весело. Играли в снежки, строили горки среди двора… А вечером всегда подстерегали ломового Пуляя. Только он откроет ворота, воротясь с работы, а ребятишки уже бегут, лезут на его огромные сани с широкими полозьями — и лошадь везет их от ворот в самый дальний угол двора, где ломовой ставил на ночь свои сани и телеги. Ребятишки шумели, веселились, снег скрипел под полозьями, а большая лошадь, устало покачивая головой, не спеша шагала своими мохнатыми ногами…
Праздник между тем приближался. Это чувствовалось во всем. Народ оживленней шел по улицам. Казалось, что и снег под ногами хрустит веселей, праздничней. И разговоры в квартире идут праздничные — о всяких покупках, о колбасах, о шпротах, о том, где получше и подешевле купить окорочок…
— Гуси хороши у Елисеева…
— Может, все-таки гуська купить?
Анна Ивановна и мама советуются с утра и никак не могут решить.
— Дороги гуси… — качает головой Анна Ивановна. — Сейчас, к празднику, торговцы осатанели, им как раз нажиться. Поди-ка, подступись! Кусаются гуси-то!
— Поросеночка тоже ничего бы… — мечтательно говорит мама.
— Ну, поросеночка! Конечно, неплохо бы… Да, эх, Никоновна, ладно! И так обойдемся. Колбасы купим, масла сливочного, сыр будет, кильки… Селедочку можно сделать. Пирожка с кашей, с луком. И без поросеночка обойдемся, дорог он до страсти, поросеночек-то!
— Ну ладно, — соглашается мама, — бог с ним, с поросеночком. Что Дунечка-то у нас — будет что-нибудь печь или не будет?
— Хотела она окорок купить, — Анна Ивановна понизила голос, — да, видно, денег-то он ей не дал. Молчит.
— Эх, душа-то хамская! Хоть бы праздник-то дал ей попраздновать!
— Мама, а какая это хамская душа? — спросила Соня, поднимая голову от книги.
— Грубая это душа, безжалостная ко всем, — сказала мама, — вот какая это душа! Только себя и любит!.. А тебя не спрашивают, — добавила она сердито, — шла бы на улицу, я в комнате убираться буду!
Соня живо собралась и вышла во двор. Ребятишки стояли кучкой — они собирались идти смотреть игрушки.
— А я хотела за тобой бежать! — прохрипела Лизка. — Пойдешь?
Лизка, съежившись, топталась на снегу в своем драном пальтишке. Олю и ее худенькую младшую сестренку Тоньку мать закутала платками. Сенька стоял в шапке на затылке и с распахнутым воротом; у него не было крючка на воротнике, а пришить не хотелось — до того надоели эти иголки да нитки! Но Сеньке будто и не было холодно, хотя щеки его посинели.
— А Коська где же? — спросила Соня.