Летом 1952 года Нора получила назначение в Краснодарский край, где стала работать адвокатом. «По умолчанию» предполагалось, что мы распишемся, когда я подойду к студенческому финишу. Разлука переносилась с трудом. Письма писал почти каждый день. Даже в стихах. Сохранилось у меня одно из таких рифмованных писем. Называется: «Плоды раздумий сквозь поэтическое око». Всего «раздумий» восемнадцать. Щадя читателя, ограничусь тремя.
XIII
Мы все ругаем понемногу
Кого-нибудь и как-нибудь.
Стезею этой, слава богу,
К вершинам славы легче путь.
Зачем читать Адама Смита,
Руссо, Вольтера, Демокрита,
Декарта, Гегеля, Бруно —
Они ведь померли давно.
К чему же тени их тревожить?
Не лучше ль тихо, не спеша,
Читать брошюры ВПШ
И этим груз ума умножить?
И знает стар, и знает млад:
У нас истмат и диамат.
XIV
Зачем владеть ума палатой,
Читать, и мыслить, и дерзать,
Коль можно запросто цитатой
Все что угодно доказать
И опровергнуть что угодно?
А между тем любой свободно
Толкует с видом знатока
О всем: от звезд до сапога.
Ввернет солидно ergo, bene,
Словами Маркса щегольнет,
Промолвит лихо: «Гегель врет!» —
Паяц на философской сцене!
Видали ль вы таких глупцов
В ученой тоге мудрецов?
XV
«Задача первая диплома —
Цитатой вовремя блеснуть, —
Так рассуждал я, сидя дома, —
Тернист, тернист науки путь.
Тернист и путь в аспирантуру,
Куда я смолоду и сдуру
Попасть задумал. Сущий ад —
Наука в клетке из цитат.
Блажен, кто верует без мысли,
Блажен, кто любит без ума,
Но лучше нищего сума
Тому, чей ум сомненья грызли!»
Так рассуждая, я писал,
Пока «довольно!» не сказал.
Письма, даже которые в стихах, не утихомиривали страсти. Расстояния требовали преодолений. Тут, правда, на эмоции накладывались финансы. Но и эта проблема имела решение. Сдавал кровь и на эти «кровавые деньги» летал в Краснодар. Оттуда на автобусе — в станицу Александровскую.
Политика, как правило, далека от любви. Когда они сближаются, становится опасно. В январе 1953 года грянуло «дело врачей»: эскулапы из Кремлевской поликлиники, утверждали руководители КГБ, «сокращали жизнь» своих высокопоставленных пациентов. Сценарий 1937 года не был забыт. По стране прокатилась волна собраний гнева и протеста. «От Москвы до самых до окраин» тюрьмы пополнялись медицинским персоналом. Нетрудно было заметить, что большинство «убийц в белых халатах» имели фамилии лиц той самой «национальности». Толпа напряглась, хотя до погромов дело не дошло.
Пришла телеграмма от Норы. Она освобождала меня от всех и всяческих матримониальных обязанностей. Тут же отбил ответ. Какой — понятно. Труднейшие были дни. Посадили шефа моей будущей тещи. Она сама каждый день ждала гостей. Надевала дома гимнастерку с погонами и всеми регалиями: «Пусть знают, кого берут!» Чтобы хоть чуть-чуть разрядить напряжение, я каждый вечер появлялся у Свердловых и сидел с ними до поздней ночи. Обошлось…