— Елена Анатольевна.
К нам приближался человек в сером.
Взяв меня за руки, она с деланным изумлением сказала:
— Нет, это невозможно! Антон! Милый, откуда?
— Бежал от большевиков, Леночка. Перешел фронт. Испытал муки ада.
— Антон! Что же мы стоим здесь? Пойдем в номер. Я хочу обо всех расспросить? Что маман?
Человек в сером поравнялся с нами. Я на мгновенье уловил взгляд его глаз, черных, с блестками наглого любопытства, увидел пухлое, почти мальчишеское лицо с серпиками смоляных усиков.
Мы вошли в узкую коробку номера, сели на красный плюшевый диван с гнутыми ножками. Она спросила:
— Разве можно так рисковать?
— Конечно, я рисковал, но меня ищет контрразведка белых. Я пришел сюда, чтобы запутать след. Этого типа на лестнице сбили с толку мои приклеенные усы и отсутствие пенсне, которое обычно ношу, а еще наш разговор. У сыщика наверняка есть моя фотография. — Я вынул из внутреннего кармана пиджака футляр для очков, достал пенсне и надел на переносицу: — Прошу вас, мадемуазель, не пугайтесь, я не бандит. Вы действительно Елена?
— Да, Елена Анатольевна Степовая.
— Елена Анатольевна, мне трудно подобрать слова признательности. Вы спасли меня, — я волновался и, чтобы скрыть это, снял пенсне, начал протирать его бархоткой. — Елена Анатольевна, не хочу подвергать вас опасности. Я должен исчезнуть.
— Но вас могут схватить.
— Это может случиться и у вас в номере. Мне надо уйти отсюда незамеченным.
— Я дам вам платье из своего артистического гардероба.
— Вы актриса?
— Да. Играю в труппе Синельникова. Мы приехали в Харьков на гастроли.
Минут через пятнадцать я вышел из гостиницы переодетым в женское платье. Взяв извозчика, поехал на Бассейную. Там в одном доме можно было надежно укрыться.
…Вскоре товарищи помогли мне бежать из Харькова. Я уже писал, что добрался до Таганрога, а оттуда на пароходе в Феодосию. Но я возвращаюсь к этому в связи с Еленой Анатольевной.
В Таганрог я ехал в вагоне второго класса. Мои попутчики, деникинские офицеры, играли в подкидного. На столике стояла початая бутылка с вином, тонко позвякивали бокалы. Я лежал на верхней полке и думал о Степовой, мысленно называя ее Лелей. От этого становился к ней как-то ближе. Я не мог во всех подробностях вызвать в памяти черты ее лица. Это почему-то случалось всегда, когда женщина начинала нравиться мне. Мысли о Леле вызывали у меня в душе ее образ, который лучился женственностью, нежностью и добротой. Так я воспринимал Лелю.
В Таганроге, тихом и чистом городе у зеленоватого Азовского моря, стояла жара. На улицах шеренги акаций, окна домиков закрыты белыми ставнями. Здесь я с удовольствием пробыл день. Люблю умиротворяющую тишину провинции.