Наверное, он еще тогда хотел, чтобы я полег там…
А не полег, так давай в Лес, пока не сгинешь.
Уоррен давно привык к мысли, что сгинет здесь.
Когда? Тогда, когда иссякнут силы, когда вдруг отвлечется, потеряет хватку, устанет. И он устал. Но пока еще вокруг были люди, которых он защищал, которым помогал дожить «до выхода», о которых заботился, и это придавало его поганой жизни хоть какой-то смысл. Пусть Фрэнки, Чен и Олаф выйдут отсюда, как вышли их прежние товарищи, – та часть, которую он сумел спасти. Были те, кто умер, – Бойд помнил их всех. И хорошо, что ему не снились сны, потому что все они были бы кошмарами.
– Босс, а чего наша девка сидит там с картой?
«Вот, она уже стала «их» девкой».
– Сил набирается, – шутил командир.
– Так она еще не воевала толком, а уже набирается?
Кажется, они по ней немножко скучали. Да и он тоже – женщина, хотел он того или нет, придавала их жизни в лагере какой-то иной чуть более уютный оттенок. Наверное, энергией…
«Сумеет ли она?»
Он сам не сумел, хоть и пытался не раз. Сиблинг ведь учил их чувствовать энергетические пласты пространства, но тогда Уоррен Бойд – молодой душой, веселый и злой – воспринимал теорию одним ухом. Или половиной одного уха – думал, не пригодится. Теперь бы пригодилось, но у него выходило лишь ощутить направление, в котором располагался улей, но не его точное местоположение или дистанцию до него.
«А что, если получится?»
Что…
Наверное, ничего. Его никогда отсюда не выпустят в любом случае – он подохнет здесь. Потому что Дрейк так хотел. Когда-то эти мысли заставляли его ножи вращаться лопастями бешеного вентилятора – на монстрах Уоррен срывал обиду, злость, ярость и застилающий глаза гнев.
Шли годы… Сколько? Он запутался, давно перестал считать – гнев стих, ярость ушла, да и ненависть тоже. Осталась пустота и гора пепла от огня, который когда-то полыхал в душе.
Но пришла Гейл и колыхнула воспоминания.
Что будет, если у нее получится?
Беда, но он не знал ответа на этот вопрос.
* * *
Вторые сутки самого странного за всю ее жизнь существования.
Белинда, отодвинув стол и старое кресло, сидела на пыльных досках, привалившись спиной к шкафу. Рядом на полу лежала карта, которую она впечатала в собственную память.
Иногда снаружи скрипела лестница – приносили еду. Кашу, конечно же. Ставили миску на ступени и уходили без слов. Наверное, Бойд приказал не тревожить или не тревожил сам – она не тратила силы на то, чтобы распознать личность гостя, или на то, чтобы подняться и посмотреть в окно.
Она не шевелилась. Сидела немая внутри и снаружи, слушала говор ветра и леса снаружи – собирала силы. Из воздуха, из земли, из могучих стволов места, которое хоть и было осквернено нечистью, но все еще жило, дышало и передавало информацию пространству. Тому самому, которое Лин силилась почувствовать.