Вдалеке, на высоком каменистом холме, окруженный стеной из розовато-золотистых, грубо обтесанных каменных глыб, стоял город! Он так гармонично и цельно вписывался в ландшафт, словно вырос из него, как живое существо, а не был построен человеческими руками.
Саша прищурился. Он мог разглядеть только ворота, по бокам которых стояли две сторожевые башни, да крыши домов, отливающие золотом на солнце.
— Золотой город… — прошептал он.
Словно завороженный, он пошел туда, к воротам… Почему-то ему казалось, что этот город — и есть единственное место на земле, где он может узнать и увидеть что-то очень важное, только ему предназначенное. И до него так близко, просто рукой подать!
Под ногу попался острый камешек. Саша вскрикнул от боли, оступился и упал. Перед глазами вспыхнул багрово-красный огненный шар, и все исчезло.
Когда темнота рассеялась, он снова сидел в пещерке, сжимая кольцо в кулаке. Стрелка, помахивая хвостом, лизала и лизала ему лицо. В душе появилась легкая досада — и вместе с тем уверенность, что чудесный город и вправду существует и когда-нибудь он непременно найдет его.
Что это было — короткий сон или видение — он так и не понял. Одно знал точно — расстаться с этим кольцом будет выше его сил. Расстегнув грязную, насквозь промокшую каламянковую рубаху, Саша снял нательный крест и привесил кольцо на гайтан. Ощутив его на груди, возле самого сердца, он почему-то почувствовал себя совершенно спокойным и почти счастливым.
Он бережно опустил свою находку в пустой ягдташ, стараясь, чтобы крынка стояла ровно и монеты не просыпались, осторожно поднялся на ноги и вышел наружу из своего убежища.
Дождь уже кончился. Подниматься из оврага по размытому склону было тяжело, но и сил как будто прибыло, как после долгого отдыха или сладкого сна. Словно по наитию он находил самый удобный путь, и ноги ступали крепко, уверенно.
Выбравшись, наконец, из оврага, он обернулся и посмотрел на небо. В глубокой и чистой синеве, словно омытой прошедшим дождем, протянулась радуга. Саша еще долго смотрел на нее. Казалось, кто-то там, наверху, протянул широкий, празднично-разноцветный мост от земли до неба… Потом, будто спохватившись, закинул на плечо потяжелевший ягдташ и зашагал прочь по раскисшей дороге.
Когда Саша добрался до дому, уже совсем стемнело. Тоненький серп ущербной луны освещал тусклым светом заросший сад, и старую беседку с покосившимися столбами, и кусты сирени, буйно разросшиеся у крыльца… Сейчас он как будто по-новому увидел все это. Впервые в жизни он заметил бедность и запустение обветшавшего родового гнезда, и сердце его сжала щемящая грусть.