Присмотревшись, Саша узнал приват-доцента. Странно было, что он так задержался в городе сегодня… Его просторная полотняная рубаха смутно белела в темноте, в руках он почему-то держал развернутый газетный лист, словно читал на ходу. В такой-то темноте!
Вот он подошел совсем близко… Кто-то уже торопливо прячет бутылку, но Ященко не обратил ни малейшего внимания на такое вопиющее нарушение дисциплины. Вид у него был совершенно отсутствующий, словно он не узнавал никого вокруг, и на лице застыло совершенно несвойственное ему выражение — горестное и испуганное одновременно.
Что-то случилось, не иначе! Неужели Лидочка Львова решительно отказала? Нет, не похоже… Продолговатый изящный конверт торчит из кармана — не вскрытый, только чуть надорванный. Видно, что его туда засунули небрежно, в спешке, почти не глядя.
Что же произошло? Что могло заставить влюбленного столь небрежно обойтись с долгожданным посланием?
Ни слова не говоря, он подошел и сел к костру рядом с ними. Михаленко отодвинулся, давая ему место.
— Добрый вечер, Николай Семеныч! Что в газетах пишут? — спросил он.
Ященко посмотрел на него странным невидящим взглядом и произнес одно только слово:
— Война!
«Так уж вышло, что мне довелось стать свидетелем падения Золотого города. Не знаю, что это было — плод моей фантазии, наваждение, навеянное обаянием пещеры, или действительно довелось мне приоткрыть завесу между мирами, заглянуть ненадолго в далекое прошлое?
Как бы то ни было, это случилось как раз в тот момент, когда рушился мир, знакомый, близкий и привычный для нас, когда вся Россия погружалась в хаос и тьму…
Иногда мне кажется — тьму вечную, из которой нет возврата».
Да уж, да уж… Максим закурил новую сигарету. Ему и самому было знакомо это чувство, когда мир, который казался таким привычным и незыблемым, рушится в одно мгновение. Только что человек на что-то надеялся, работал, любил, и вдруг в его жизнь вмешивается что-то огромное и страшное — и все ставит с ног на голову. Нет, никуда не деться от прошлого…
Так, может, пришло время встретиться лицом к лицу с тем, что так долго держало и мучило, что он сам предпочел забыть — и не смог? Пожалуй, для того, чтобы восстановить в памяти все события, понадобится немалое мужество. Но ведь и тогда было не легче!
Максим снова вгляделся в фотографию, в лица молодых бабушки и дедушки… И только теперь, наконец, вспомнил, где и когда видел их — именно такими, как сейчас.
Эта история случилась летом. Максим тогда закончил очередной роман о приключениях колдуна Автара — и оказался непонятным образом вовлечен в череду загадочных и страшных событий. Сначала погиб редактор Николай Алексеевич, потом рукопись таинственно исчезла из компьютера, потом и он сам получил по голове в собственном подъезде… Спасибо еще, что жив остался. Если бы Армен, который тогда еще не был Наташкиным мужем, а просто полузнакомым соседом по лестничной площадке, пришел домой на несколько минут раньше или позже… Или просто оказался разумным человеком, избегающим неприятностей, и не принялся палить по нападавшим из газового пистолета, переделанного для стрельбы мелкой дробью, то, пожалуй, жизненный путь писателя Максима Сабурова оборвался бы прямо там, в подъезде, на грязном полу. А так легко отделался, можно сказать. Голова, конечно, болела потом, но могло быть и хуже.