Кошкин как обычно в своей развязно-умной манере начал общаться с боевиками, однако, стараясь особо не злить их. Боевикам надоело отвечать криками «Аллах Акбар» и они, наверно от скуки, втянулись в разговор, изредка угрожая матросу всякими карами и т. д., однако уж совсем беззлобно. Каким-то образом, с помощью Клешнина, дававшего всё таки неплохие дельные советы, Кошкин вытянул боевиков на разговоры о мирной жизни. Потом рассказал какой-то анекдот. Боевики поржали и заявили Кошкину: раз он приехал их развлекать, пусть включит какую-нибудь легкую музыку. Клешнин вставил в магнитофон первую подвернувшуюся в руки кассету. «Белые розы, белые розы беззащитны шипы», — запищал из динамиков Юрик Шатунов. Кошкин с ужасом посмотрел на Клешнина, тот пожал плечами, однако боевики выбор одобрили, немного поржали, а потом слаженно и довольно громко затянули какую-то свою горскую песню, очень недурно звучавшую в отличии от бледноголосого Юрика, хотя и усиленного динамиками. Бойцы-мотострелки обиделись на то, что наипервейшего бойца группы самых ужасных психологических операций под названием «Ласковый май» забивают своими голосами голосистые дудаевцы, посовещались и начали в такт — не в такт, но с огромным чувством орать: «Что с вами сделали снег и морозы лёд витрин га-алубых!» «О-о-о-о-о-о-о дикду-у-у-у! О-о-о-о-о-о-о дикду-у!» — повысили голос боевики. Мотострелки ужасно фальшивили но сдаваться не желали.
В то время, когда шло песенное соревнование, Булыга и НШа проверяли разведчиков.
Морские пехотинцы и мотострелки-связисты, уходящие под землю, были одеты довольно легко, без бушлатов и рюкзаков, в одних «лифчиках». На спине у линейщика-связиста была приторочена в виде рюкзака катушка с кабелем. Проверили связь по трубкам. Все работает. Пора.
Сперва перебежками, а потом ползком подобрались к корме БМП, торчавшей из асфальта. Артиллерия Федеральных войск с района аэропорта «Северный» повесила над районом пару «осветилок», очень ярко осветивших район. Разведчикам пришлось упасть на асфальт и, чертыхаясь, пережидать. Как только осветительные снаряды погасли и на своих парашютах упали куда-то среди домов района, Степной махнул рукой и все нырнули вдоль борта БМП в яму. Отдышались и начали проверять связь. Кабель был цел, в трубке отчётливо слышался голос капитана Булыги. В темноте на ощупь перебрались через броневой лист «Бэхи», Вова нащупал руками трубу, влез в нее и после этого включил фонарик. Идти было вполне реально. Группа потихоньку стала продвигаться вперед, перелазя через кучи строительного мусора и земли, пригибаясь от железяк, торчавших с потолка. Предпоследним шел связист-телефонист, за ним прапорщик, контролирующий как разматывается кабель. Вскоре подошли к большому завалу, который пришлось перелазить по-пластунски. Матрос, шедший в голове колоны, подсвечивал себе фонариком и ощупывал дорогу руками. Когда завал проползли, он на корточках прошелся немного вперед. Тут до его ушей долетел еле слышный то ли всхлип, то ли вздох. Голова группы немедленно остановилась. Подошёл Степной и шёпотом спросил, что случилось. Выслушав матроса, он включил свой более мощный фонарик и осветил пространство впереди себя. Рядышком в куче мусора лежало чьё-то тело, приваленное кусками бетона, отколовшегося от трубы. Крадучись подошли поближе. Человек в черном танковом бушлате — грязное изможденное лицо, потеки крови на лице. При освещении фонариком человек вздрогнул, захрипел и открыл глаза.