— Посмотрим, что я смогу сделать, — ответил ей он.
И вот, вскоре после этого, Деннис вылетел в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с доктором, который курировал исследование и сдать все анализы и тесты. На следующий день его включили в список участников исследования, и они с Жюль начали дружно надеяться на то, что он получит лекарство, а не плацебо. Мысль о том, что это лекарство может получить кто-то более сильный, была очень навязчивой и каким-то образом влияла на нервы. Но только на нервы Жюль, с Деннисом все было иначе. Он сказал, что в нем все как будто чуточку развернулось. И только после этого он понял, в какой тесной раковине жил все эти годы.
— Я как будто жил согнувшись, — сказал он Жюль.
До этого он думал, что депрессия иссушает его, но теперь он понял, что она еще и ломала его, сгибала самым неестественным образом. Все эти годы он был не просто депрессивным, но еще и очень нервным. Он приходил в себя — медленно, но верно. Жюль, которая по ходу работы сталкивалась с людьми на антидепрессантах, часто видела все эти изменения в своих пациентах, но никогда — в Деннисе.
— Просто мое забытье оказалось глубже, чем мы думали, — задумчиво и несколько заинтригованно говорил он. Однажды ночью Жюль проснулась и обнаружила его голову у себя на груди. Он целовал ее, и она чувствовала на своей коже его слезы.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
Ничего. Просто он проснулся — и все было хорошо. Он чувствовал, что снова хочет. Хочет ее. Хочет быть с ней.
До этого они довольно редко бывали близки, но теперь секс вернулся в их отношения — словно дар из прошлого, потерявшийся во времени. Поначалу он не очень верил в свои силы, и один раз скользнул в нее пальцами так резко, что она взвизгнула, как собака, которой наступили на хвост. Он перепугался, что сделал ей больно.
— Ох нет, нет… — забормотал он.
— Все в порядке, — тут же сказала она. — Просто… немного полегче. Касайся… мягче.
Были и другие проблемы. Ему понадобилось куда больше времени, чем раньше, и они уже начали подшучивать над тем, что он неизбежно натрет ей мозоль.
— Знаешь, что я хочу за это? Посуду, — сказала она как-то, когда они в очередной раз остывали после нового постдепрессионного секса.
— Что? А, это шутка? — спросил Деннис. — Точно шутка. Подожди… Я пока что не вижу связи. И что же ты хочешь?
— Жаровню, — улыбнулась она и уткнулась подбородком в его грудь.
К концу лета Деннис почувствовал, что окончательно пришел в норму — впервые, с тех пор, как отказался от лечения ингибиторами моноаминоксидазы в восемьдесят девятом. Никто не верил, что это продлится вечно, или, по крайней мере, долго. В конце августа Деннис вернулся к работе. Хоть работа в предыдущей ультразвуковой клинике и оставила на его карьере черную метку, он изо всех сил старался доказать, что его неподобающее поведение — например, когда он воскликнул «Господи!», увидев гигантскую печень пациентки, и разрыдался — было следствием депрессии, и что теперь он в полном порядке. Доктор Бразил во всем его поддерживал. Клиника в Чайна-тауне, с маленьким персоналом и в отчаянном положении решила нанять его с маленькой зарплатой и на полставки. А спустя несколько месяцев взяла в штат.