В течение прошедших месяцев мы выучили основы китайского языка. Постепенное овладение языком позволило нам отвечать в том же духе. Но тогда вспыхивали ежедневные шумные ссоры, и атмосфера становилась невыносимой.
К счастью, племянник и племянница моего «отчима» хорошо вели себя со мной и Кымсун. Очень быстро мы стали товарищами по играм, несмотря на малое количество слов для общения. Поначалу мы играли в прятки на площадке перед фермой. Потом я открыла новую для себя, потрясающую китайскую игру с маленьким воланчиком для бадминтона, укрепленным на пружине и украшенном перьями; мы учились подкидывать его ногами, как футболисты. С площадки перед фермой можно было разглядеть ручеек внизу, а подальше — деревню. Я часами играла на этой грязной площадке со своими приятелями, когда не должна была работать в поле.
Мы находились на мысу в конце дороги, и ферма представляла собой прекрасный наблюдательный пункт. Если полицейская машина приближалась к Ян Чан Чону, мы могли заметить ее издалека, и у соседей тоже было время нас предупредить. В деревне на самом деле все знали, откуда мы, и все были солидарны, когда мы нуждались в защите. Если поступало предупреждение от соседа, иногда по телефону, мы быстро уходили за ферму и шли прятаться в лес. Часто мы одну или две ночи проводили в шалаше и возвращались на ферму, когда восстанавливалось спокойствие.
Мы по-прежнему находились в стране незаконно, и в этом заключалось наше самое большое несчастье.
Постепенно мы должны были признать очевидное: «благодетельница» все время нас обманывала. Впрочем, эта столь «добрая» и «доброжелательная» женщина больше не объявилась, и, однажды положив в карман две тысячи юаней, ни разу не побеспокоилась о нашей судьбе. Она не только заработала на нас, продав как обыкновенный товар, но и не сдержала своего главного обещания.
Она обещала официальное бракосочетание, которое позволило бы нам получить китайские документы. Благодаря оформлению брачных отношений мы с сестрой могли бы пользоваться защитой закона и пойти в школу, что было очень важно в нашем возрасте, ведь после смерти отца мы не учились. На самом деле бедный фермер нелегально купил нас и не имел ни малейшего намерения узаконить это положение.
Не случайно: ведь если бы он заявил о нас, то нас бы опознали как жительниц Северной Кореи, немедленно арестовали и отправили в нашу страну по соглашению между Пекином и пхеньянским правительством. Кроме того, у крестьянина было средство шантажировать нас, чтобы держать в неволе. Если бы мы сбежали, мы бы тут же подверглись опасности ареста. Если бы у нас были документы, мы могли бы удрать и оставить его без того, что он хотел получить любой ценой: ребенка!