Мать Брэма и его сестры ахнули.
– Я должен был признаться тебе, отец, но брат запретил мне.
– И Ахмед Хадри заставил всех поверить, что это он отстоял честь своей дочери? Вот подлец! – брезгливо бросила одна из сестер Брэма.
– Сынок… – выдохнул эмир. – Если бы я только знал!
– Если бы ты знал, – ответил Брэм, – то попал бы в очень сложное положение. Я был уверен, что поступаю правильно… А теперь, прошу вас: оставьте меня с женой наедине.
Когда все вышли, Брэм опустился на колени рядом с Руби и взял ее за руку.
– Ты ушел, не дослушав меня, – упрекнула она.
– Ты кричала на меня, – улыбнулся шейх. – Прямо как настоящая жена.
– Я боялась, что ты сделаешь то, о чем после пожалеешь.
– Будь у меня в руке нож во время нападения Ахмеда Хадри, я, в запале, убил бы его на месте. Но послать на смерть хладнокровно? Ахмед ожидал этого, однако ты, хабибати, знаешь меня лучше, чем он.
– Какое наказание его ждет?
– Это решит суд… А сейчас надо отвезти тебя обратно в больницу.
– Нет. Я хочу вернуться домой, в Лондон. – Руби чувствовала, что находится на грани обморока, но она должна была успеть сказать то, что очень важно. – Все кончено, Брэм. Семья приняла тебя – я больше тебе не нужна. Расскажи им правду и оформи развод.
Для Руби оставалась непонятной уверенность Сафии в том, что свадьба Брэма с ее сестрой не состоится. Почему Сафия не сомневалась, что шейх, получив ее записку, откажется жениться на Биби? Есть только одна причина, почему мужчина может отступить в подобной ситуации: если он любит женщину больше жизни…
– Я знала, что с этим дебошем в фонтане что-то не то. Я почувствовала фальшь.
– А как насчет нашего вчерашнего поцелуя? – прошептал Брэм ей на ухо. – Это было искренне?
Для Руби тот поцелуй словно разрушил воздвигнутые ею вокруг себя барьеры. На миг показалось, что жизнь, наконец, наладилась… Вздор! Пустые мечты…
– Это… – Она закрыла глаза, потому что гораздо проще лгать, не видя перед собой лицо Брэма. – Это была всего лишь похоть.
– Похоть?
Он стер скатившуюся по щеке Руби слезу, нежно поцеловал жену и вышел из гостиной.
– Итак, ты твердо решила вернуться в Лондон? – с каменным лицом спросил Брэм, стоя у окна больничной палаты.
Руби, у которой из-за поездки во дворец все-таки открылась рана, первые двое суток то теряла сознание, то приходила в себя. Уже целую неделю она находилась в больнице, и все это время шейх провел на стуле или на полу подле постели жены. Его аккуратная бородка отросла, щеки ввалились, под глазами залегли темные круги, но он упорно отказывался покинуть палату. Брэм кормил Руби лакомствами, был бесконечно заботлив и внимателен и при этом далек от нее, словно звезда: не прикасался, не обнимал, не шептал арабских ласковых слов.