А затем наступило то, чего так ждали и Ровена, и Тобиас. Появился сам Мулай Исмаил. Сияющая царственная фигура восседала на прекрасном коне, сбруя которого была украшена помпонами и лентами. Седло было выковано из чистого золота и отделано изумрудами и другими драгоценными камнями. В руках султан тоже держал ружье. Его окружали роскошно одетые слуги с веерами в руках и преданные ему до последней капли крови черные телохранители, закованные в доспехи, за которыми шли еще более внушительные воины с флагами, боевыми топорами и копьями.
Ничто из того, что им приходилось видеть раньше, не могло сравниться с этим грозным и живописным зрелищем, но взгляды Ровены и Тобиаса невольно приковывал к себе человек на лошади. Тобиас почувствовал, как покалывает его затылок, словно волоски сзади встали дыбом. Султан, по всей видимости, обладал свойством одним лишь своим присутствием внушать окружающим если не трепет, то неприятное беспокойство. Ровена же была уверена, что ощущает особый исходящий от него запах: величавости и угрозы, власти, опасности и смерти.
Ровена совсем не думала, как может выглядеть грозный султан, и, когда наконец ей удалось разглядеть его вблизи, безмерно удивилась. Это был беззубый старик, высохший и сморщенный, со впалыми щеками, лет, вероятно, семидесяти. Только его губы под ухоженной, тщательно расчесанной бородой оставались полными и красными. Черные глаза ввалились в глазницы, орлиный некогда профиль напоминал теперь клюв птицы…
Не желая больше здесь оставаться, Ровена тронула Тобиаса за рукав:
– Давайте вернемся. Я увидела достаточно.
Каждый день Тобиас ездил в город, надеясь получить новости. Командор Стюарт вел переговоры с султаном, но Мулай Исмаил никуда не торопился, и, кажется, его куда больше заботило то, что посланник не увидит всей роскоши дворцов, садов и прочих красот Мекнеса. Поэтому несколько дней они провели, осматривая город. Только после этого султан согласился подписать договор.
И все же Тобиас вернулся в лагерь с дурными вестями.
Ровена выслушала все, что он рассказал, и невероятно обрадовалась тому, что теперь рабов отпустят на волю. Однако что-то здесь было не так.
– А… Джейн? – осторожно спросила она.
– Султан отказался отпустить хоть одну из женщин из гарема.
Ужас и отчаяние, казалось, повисли в воздухе, лишив Ровену способности двигаться. Как долго она ждала этих новостей! Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но голос покинул ее, и Ровена только тихо покачала головой. Этот беспомощный жест вызвал в Тобиасе больше жалости, чем любые слова. Ее горе болью отозвалось в его сердце.