Представлялось в высшей степени странным, что в таком огромном селе, в котором зарегистрированных больных было более 300 человек, не было ни врача, ни студента-медика, ни фельдшера, ни фельдшерицы. Обязанности всех этих лиц лежали всецело на двух сестрах милосердія, на которых, кроме того, были возложены и все хозяйственныя заботы по веденію столовых Краснаго Креста. Понятно, что оне были страшно переутомлены, особенно младшая сестра, г-жа Юргенс.
— Она пріехала к нам сюда здоровой, цветущей девушкой,—разсказывал священник,—а теперь, посмотрите, что с ней сталось. От постоянной непосильной работы, от всех этих волненій она вся извелась, похудела, побледнела... Право, ведь краше в гроб, кладут...
Доктор Гран обещал возбудить вопрос о командированіи в Бритовку врача или студента-медика . Такая мера была тем более необходима, что ближайшій к этому селу земскій врач г. Хлебников, заваленный работой по городу Ставрополю и по своему участку, при всем своем желаніи решительно не имел возможности часто посещать Бритовку и уделять должное вниманіе массе больных, бывших в этом селе.
Голод во всем его ужасе.
Мы решили осмотреть цынготныя больнички, открытыя в Бритовке, Красным Крестом. Всех больничек было шесть; одна—для русских и пять— для татар. Нам подали две маленькія плетенки, из которых в одну сели сестры милосердія, а в другую—я с доктором. Свой осмотр мы начали с ближайшей больнички, которая оказалась русско-чувашской.
Обыкновенная крестьянская изба на две половины, с бревенчатыми, потемневшими от времени стенами и массивной русской печью. В одной половине помещалось мужское отделеніе, в другой— женское. Вдоль стен устроены деревянныя нары, на которых друг подле друга лежали больные, одетые в собственное крестьянское платье; ни больничных халатов, ни больничнаго белья здесь уже не было.
Мы вошли сначала в женское отделеніе больнички. Тот же специфическій, удушливый, гнилостный запах, который составляет неизбежную принадлежность цынготных больных. Тот же ряд безкровных, землистаго цвета, припухших лиц, те же воспаленные, лихорадочные взгляды, в которых светится такое глубокое страданіе. Та же
вялость и неподвижность... Все это жертвы долгаго, хроническаго недоеданія, жертвы острой безпощадной нужды, которая изо дня в день в теченіе нескольких месяцев терзала и душила людей, все это жертвы голода.
Особенно тяжелое, удручающее впечатленіе производила одна больная, совершенно обезсилевшая от потери крови, которая постоянно идет у нея из десен. Доктор просит ее открыть рот. Больная, продолжая неподвижно лежать, послушно раскрывает рот. Мы увидели страшно распухшія, синебагровыя, покрытыя язвами десны, из которых сочилась кровь. Зубов не было видно: как оказалось, они уже выпали от цынги.